Алексей Малашенко
Иногда реакция снизу радует верха.
Фото Сергея Зуева (НГ-фото)
Историку будет трудно поставить черточку между датами правления Владимира Путина. Его десятилетие пребывания у власти – премьером, потом президентом, потом опять премьером – юбилей какой-то неформальный. Это не начало революции, не рождение ребенка. Это дата первого шага младенца, поддерживаемого за ручку строгой матерью, привода Путина к президентскому креслу; годовщина заявления Бориса Ельцина, что он нашел (ему подобрали) преемника.
Думали в Кремле мучительно. Искали то Пиночета, то Франко, то де Голля, «промежуточного Брежнева». Наконец, нашли. Быстро соорудили рейтинг, а заодно и имидж.
Своими выражансами Путин иногда напоминает Хрущева: тот обещал показать кузькину мать, этот – замочить в сортире. Как Брежнев – отдает предпочтение «своим», с которыми по соседству жил, учился и работал; как Ким Ир Сен и Ахмадинежад, принимает решения на местах – в городках и на заводах (до сих пор храню фотографию из журнала «Корея» – Великий вождь осуществляет на месте руководство каким-то заводом). Лицевой мимикой похож на Буша-младшего
Путин не стал харизматиком. Вряд ли по путинскому зову сбегутся восхищенные массы (людей для этого придется свозить автобусами). Миллионная толпа, кричащая «Ельцин, Ельцин!» уже неповторима. Путину харизма и не нужна. К тому же в России от бурного восторга до рьяного проклятия – полшага. На глазах Путина его предшественник эти полшага прошел.
За десять лет Путин оттеснил, разогнал большинство прежних «первачей», так сказать, «девяностников», и создал новый правящий класс. Этот класс сформирован на основе двух принципов – земляческом и былой профессиональной принадлежности. Невольно вспоминается присказка андроповских времен – «ЧК КПСС». Правящий класс закрыт и корпоративен, а разговоры о кадровом резерве, «свежей крови» де-факто остаются разговорами. Новички из числа молодежи проходят жесткую обработку, и их грядущее явление в политике вряд ли внесет в нее что-то качественно новое.
Конечно, им, Путину и путинцам, как Пушкину, хотелось бы «числиться по России». Но они числятся по «Единой России». Почувствуйте разницу.
При Путине не состоялась модернизация, инновация, импульс к переобустройству страны так и не был дан. Косвенное свидетельство тому – создание этим летом президентской комиссии по модернизации. В ней целых пять рабочих групп, шестую – по пиару – сбацали в последнюю минуту. Хотя все понимают, что пиарить нечего. Почему случилась такая задержка с модернизацией? Да потому что политической элите она не особенно нужна. Новый олигархат довольствуется тем, что уже имеет, что получает без всяких инноваций. Так что ожидать реальных серьезных инициатив сверху не приходится. А то, что выкрикивают снизу, то вообще опасно для верхов, поскольку экономическая самодеятельность может привести к самодеятельности политической.
Интересно на этот счет рассуждает мэтр официальной идеологии Владислав Сурков: «Нам не нужна модернизация. Нужен сдвиг цивилизационной парадигмы. Сдвигать, конечно, надо аккуратно, чтобы друга друга не передавить». И далее: «Нужна новая проекция русской культуры на предстоящую историю». Ну как прикажете все это понимать? Сам Сурков, между прочим, тут же признает, что «русскому взгляду свойственна романтическая и поэтическая дальнозоркость», он вглядывается в «светлую даль»... тогда как «покосившийся забор и дурная дорога» его мало интересуют. А ведь именно они, дороги, заборы, как раз нуждаются в модернизации.
Символично, что именно идеологу принадлежит второе место в российской политической иерархии, т.е. он выступает непосредственно после «тандема». Это – такая советская традиция, когда самое веское слово после генсека было у Михаила Андреевича Суслова. Сия традиция отражает нынешнюю ситуацию: идеология призвана оправдывать неудачи, призвана толковать их в позитивном духе и создавать утопии. И чем серьезнее проблемы, тем пышнее идеологические словеса. Так была сотворена «суверенная демократия», «энергетическая сверхдержава»┘ Этому служит и упомянутый выше «сдвиг цивилизационной парадигмы». В общем, под дланью Путина была высажена очаровательная, из искусственных орхидей идеологическая оранжерея, которая при нем (в наступившее второе десятилетие) никогда не увянет.
Разумеется, многие готовы опровергнуть высказанные выше соображения. Зато вырвавшуюся при суверенной демократии на свободу коррупцию отрицать не может никто. За десять лет она достигла могущества невыкорчевываемого баобаба. Почему нельзя остановить ее рост? Да потому, что это «взаимная коррупция»: взятки идут по кругу, переходя от одного чиновника к другому. Публично называются цены депутатского и губернаторского кресел. Никто, заметьте, не спешит это опровергать. Такой коррупции Россия не знавала ни при первом императоре, ни при первом генсеке, ни при первом президенте.
Еще одним результатом путинского десятилетия стало молчание народа. Это напоминает советские времена. Но раньше народ молчал по привычке и от беспомощности, а сегодня еще и от равнодушия. Во-первых, обжегшись на 90-х, люди не хотят резких движений, во-вторых, так или иначе, но сравнительное благополучие ассоциируется именно с Путиным. О том, что оно исходит от независимых от вождя высоких цен на нефть и газ, публика предпочитает не думать и воспринимает их как нечто вечное, как голубое небо над головой.
С другой стороны, обретя за последние 20 лет робкую привычку рассуждать, граждане все же способны корректировать свое мнение о национальном лидере. И последние соцопросы, и в частности «Левада-Центра», зафиксировали некоторое снижение оценок путинской работы. Но, разумеется, подрастающее недоумение происходящим не выведет немедленно людей на улицы. Мы возвращаемся к кухонным пересудам, темы для которых в отличие от советских слухов берутся из интернета, некоторых газет, ну и вновь из вражеских голосов. Появились и антипостсоветские анекдоты, среди которых попадаются и смешные.
В каком-то смысле при Путине возродился феномен диссидентства – внешне не похожего на мятущуюся советскую интеллигенцию, зато, как и она, страдающего от осознания невозможности повлиять на власть и тем более противодействовать ей.
К былым временам отсылает и деятельность входящих во власть либеральных политиков, всегда готовых предложить Кремлю свой вариант выхода из кризиса, свои скромные модели развития. Чем-то все это напоминает советников ЦК КПСС, которые что-то писали, кому-то доказывали и, в общем, кое-чего (немного, но все же) добивались. Присматриваясь к эпигонам нынешних советников, так и непонятно, чего хотят эти люди – «ремонта» режима или его трансформацию?
Пассивность населения, которую не отменил даже кризис (первый его этап), должна располагать Путина к благодушию. За десять лет он сам, его ближайшее окружение, столпившийся вокруг истеблишмент отвыкли от реальной для себя угрозы. Малочисленные марши несогласных скорее взбадривают, способствуют выбросу столь необходимого в политике адреналина. И тем не менее власть чувствует, что ее легитимность при всем формальном соответствии законам какая-то «неуверенная». «Когда народ – хозяин выборов, он хозяин и правительства», – говаривал старик Аристотель. Сентенция жива и поныне (хотя и путают Аристотеля с Мефистофилем). Не чувствует себя россиянин хозяином. Не верят в народе администрациям – ни выше-, ни нижестоящим, хил рейтинг у Думы, у правящей партии. Поэтому власть имущим немного боязно, особенно, если представить, что кризис затянется. Поэтому принимаются меры. Например, к выборам 2012 года в 45 регионах решено создать в помощь милиции 100-тысячную Всероссийскую ассоциацию дружин (а вдруг пригодится?). Во имя укрепления ауры легитимности привлекается Православная церковь, причем сам Патриарх Кирилл с удовольствием занимается мирскими проблемами (хотя и отрицает политизированность религии).
То, что произошло за путинскую десятилетку во внешней политике, пусть останется темой для другого автора. Здесь же я скажу только об одном ее разделе – о бывшем постсоветским пространстве, которое усилиями Путина окончательно стало несоветским. Оно, конечно, таким бы стало и без Путина. Но не столь болезненно и вызывающе. Нет больше братских Грузии, Украины, Узбекистана, Туркменистана, Молдавии, торгуются Азербайджан, Таджикистан. Воротит нос «молочный брат» Лукашенко. Союзников на постсоветском пространстве приходится покупать, но хватит ли на всех денег? Пугать же их рискованно. После российско-грузинской войны каждый присмотрел себе внешнего союзника. Россию перестают бояться.
Справляя «юбилей» путинской десятилетки, задаешься вопросом: была ли за эти годы создана реальная основа для броска России в будущее – броска интеллектуального, технологического, экономического, политического, наконец? Сомневаюсь.
Путинское десятилетнее правление перетекло в «тандем», странную, вынужденную конструкцию, разобраться в которой очень сложно. Итоги этого короткого исторического отрезка скорее всего непонятны и самому «национальному лидеру», как поименовал российского премьера Барак Обама. Набравшийся политического опыта, обладая профессиональным чутьем, Путин не может не чувствовать, что очень многое в доставшейся ему стране идет не так. «Нынешняя неуверенность, – считает разбирающийся в России американец Андерс Ослунд, – позволяет Путину держать всех, включая его ближайших сподвижников, в подвешенном состоянии». Для самого Путина это, может быть, и хорошо, а для страны?
Читайте также:
Дарья Гармоненко