Захватить эфир можно. Но не нужно

В минувший понедельник примерно без четверти девять вечера около 30 депутатов Верховной Рады Украины во главе с лидерами оппозиции Александром Морозом, Юлией Тимошенко и Петром Симоненко, легко преодолев слабое сопротивление стражей порядка, прошли на территорию киевского телецентра и потребовали предоставить им 10-минутный эфир. В итоге впервые за всю историю украинского телевидения в эфир не вышел ежевечерний информационный выпуск Украинских телевизионных новостей (УТН). Сотрудники Центрального телевидения Украины назвали это происшествие "захватом телестудии", а сами народные избранники считают случившееся вполне легитимной попыткой добиться прямого эфира. По их мнению, государственные СМИ препятствуют реализации законных прав депутатов и намеренно искажают информацию об антипрезидентской акции "Восстань, Украина!".

Милиционеры, дежурившие у входа в телецентр, не смогли остановить народных избранников: депутат с его неприкосновенностью - это не демонстрант с плакатом "Кучму - геть!". Поэтому дальнейшие события развивались по сценарию фильма про террористов и заложников с той лишь разницей, что роль заложников выполняли депутатский статус и депутатская неприкосновенность. Это, кстати, самые удобные заложники - всегда под рукой, есть не просят и идеально защищают от пули и тюрьмы. Более сильных козырей у руководства телеканала не было, и оно, естественно, пошло на переговоры.

Телевидение всегда было объектом повышенного интереса со стороны тех, кто желал погромче заявить о себе и своем деле: с его приходом почта, телеграф и телефон потеряли свою привлекательность и ушли на второй план. Новейшая история России и ряда других стран наглядно демонстрирует, что в эпоху перемен телевизор в квартире обывателя значит гораздо больше, чем танковая дивизия в центре города.

Раньше других и лучше других это поняли стоящие у власти. Переворот происходит обычно в одном городе, и от того, поддержат его или нет, зависит исход мероприятия. Кто, как не телевидение, может обеспечить эту поддержку или, наоборот, начисто ее лишить? Именно поэтому власть всегда пыталась любыми средствами не допустить оппозицию к столь мощным рычагам управления общественным мнением. Вспомним события 1989 года в Прибалтике, когда штурм здания вильнюсского телевидения закончился гибелью десятков людей. Или московские события 1993 года - до сих пор непонятно, почему штурм Останкино не закончился массовой бойней. Все шло именно к этому - решительный настрой и эйфория одних против страха и профессиональных навыков других. Группе "Витязь", оборонявшей телецентр, был дан четкий приказ: "Объект не сдавать!" Это ли не лучшее подтверждение того, сколь велико значение телевидения и как ревностно относятся к нему его хозяева?

Все это понимают, а следовательно, все, что происходит на телевидении и вокруг него, так или иначе принимает политический оттенок. Даже в том случае если происходящее всего лишь спор хозяйствующих субъектов: телевизионные коллизии вполне могут иметь политические последствия или, наоборот, являться следствием политических решений.

Насколько реален несанкционированный прорыв на телецентр или, что еще хуже, незапланированный выход в эфир? Украинским депутатам, несмотря на статус и неприкосновенность, это не удалось - договорились на другой день. Однако украинские парламентарии хоть и оппозиционеры, но при этом вменяемые здравомыслящие люди. Трудно представить Юлию Тимошенко с гранатой в руке на пороге эфирной студии. Настоящую опасность представляют разного рода сумасшедшие, непризнанные гении и прочие субъекты, воспринимающие телевидение как единственную возможность заявить миру о себе. Такие обматываются муляжами взрывных устройств, залезают на Крымский мост, а иногда совершают попытки прорыва в здание телецентра в Останкино.

Сотрудник службы безопасности одного из центральных телеканалов Владимир (свою фамилию он просил не называть) предположил, что теоретически прорыв в эфирную студию возможен. "Конечно, на входе в телецентр и главные эфирные студии стоят милиция, служба безопасности и кого попало с улицы не пропустят. Идиоты, грозящие спрыгнуть с моста, если им не предоставят выход в эфир, тоже не в счет - их обычно показывают в записи и с соответствующими комментариями. Но если какой-нибудь псих придет в телецентр, обмотавшись взрывчаткой, или приставит кому-нибудь из сотрудников пистолет к голове, то расклад может и измениться".

Вовсе не обязательно, что, попав в эфирную студию, незваный гость выйдет в эфир - картинка на студийном мониторе не всегда соответствует изображению на экранах телевизоров. И если террорист ворвался в эфирную не за три секунды до начала эфира, возможно, телезритель даже и не узнает о ЧП: всегда остается возможность задействовать резервную студию - по крайней мере у центральных телеканалов (а иные вряд ли заинтересуют злоумышленника).

Можно пойти дальше и предположить, что у преступника есть сообщник, который смотрит телевизор и сообщает, что он там видит. Такой вариант на самом деле рассматривается как один из возможных. По словам нашего собеседника, подобные сценарии ему не раз приходилось изучать и разбирать на тактических занятиях. Но они так сильно отдают дешевым боевиком, что реализовать их в жизни мало кому придет в голову. И скорее всего в таком случае террорист будет обезврежен спецслужбами задолго до выхода в эфир - если, конечно, его сообщник, в свою очередь, тоже не возьмет заложников.

Хорошо подготовленная группа, располагающая необходимыми техническими средствами, теоретически может провести такую операцию. Но трудно представить цель, способную оправдать такие средства. Намного реальней выглядит прорыв по украинскому сценарию. Представьте себе милиционера, попытавшегося остановить вице-спикера Госдумы Владимира Жириновского... Трудно прогнозировать, как в этом случае будут разворачиваться события в студии. Но сегодня такая ситуация в принципе невозможна - хотя бы потому, что Владимиру Вольфовичу этого не нужно. Как не нужно это представителям любых других партий и движений, сколь бы оппозиционными они ни были. Для одних это обернется общественным непониманием и падением рейтинга, а для других - возможно, и тюрьмой.