Извлечения

Михаил Тарковский. Замороженное время. Повести, рассказы. - М.: Андреевский флаг, 2003, 448 с.

Михаил Александрович Тарковский родился в 1958 году в Москве. Окончил Московский государственный пединститут имени Ленина по специальности "география и биология". Работал на Енисейской биостанции в Туруханском районе Красноярского края. С 1986 года - штатный охотник, затем - охотник-арендатор в селе Бахта Туруханского района. Этим и интересен.

***

┘Однажды на охоте он сочинил стихотворение о тайге, доме и невозможности между ними разорваться. Истосковавшийся по дому охотник долго идет в деревню, а как только подходит, на него наваливается тоска по оставленной тайге, и ему кажется,

Будто что-то главное
осталось
Там, на припорошенной
лыжне.

***

Удивительный разрыв в судьбе - между столичными редакциями и таежными избушками - стал главным мотивом его творчества. Именно поэтому Тарковского любят сравнивать с Шукшиным, который так же разрывался душой между городом и деревней. И хотя Тарковский из города уехал, а Шукшин наоборот, нравственный выбор в пользу деревни сделали оба. Именно там оказалась их родина, их "место силы".

***

┘И чем ближе подлетал он к Москве, чем ниже опускался сквозь тучи большой самолет, чем дальше уходили в прошлое товарищи, провожавшие его на скрипучей укатанной площадке, нервотрепка из-за задержанного рейса на Красноярск, долгий промысел и вся та трудная, но полная светлого напряжения жизнь, - тем сильнее чувствовал он с приближением города страшную и ничем не восполнимую потерю высоты.

***

Книга впускает в себя неохотно. Первая же повесть раздражает своей литературной поддельностью: от автора, сама жизнь которого является захватывающей книгой, ждешь только правды - ничем не разбавленной, голой - вплоть до дневников. Помню, как в детстве мне показывали домик Петра на Заячьем острове в Ленинграде. С каким наивным трепетом пялился я на его стены! А когда узнал, что это подделка, что домик "в точности воспроизведен", был разочарован до слез. Лучше бы холмик на траве оставили, бревнышко замшелое - лишь бы настоящее!

***

┘Петька читал идущую из журнала в журнал малоправдоподобную, плохо написанную повесть про охотников, разводящих где-то в тайге на болоте соболей в клетках и летающих туда на собственном, с войны оставшемся самолете. О прекрасной и горькой книге известного писателя, нашего земляка, он сказал: "Тягомотина. Я все это и без него знаю. И не было в Имбатске никакого Рыжего. Специально мужиков спрашивал".

***

Петька прав. С лабуды какой спрос? Так - руки занять. А настоящая литература должна быть настоящей. Охотник Сергей, от имени которого ведется повествование, написал повесть про некоего охотника Игната, которому придал свои (или Михаила Тарковского?) биографические черты. Повесть про Игната подробно пересказана в повести про Сергея, из чего со всей борхесовской очевидностью следует, что повесть про Сергея и является поводом не писать повесть про Игната. Сергей отвозит повесть про Игната в Москву, где ее крадет и публикует под своим именем жуликоватый редактор. Тяжко задумываешься: а может, этот редактор и есть автор повести про Сергея, укравший повесть про Игната у им же самим придуманного Сергея и в отместку за это лишенный Сергеем аутентичности?..

В модернизме эта дурная бесконечность отражений (зеркало против зеркала) называется "серийной реальностью" и в качестве композиционного приема очень ценится. Не вполне понятно, зачем она понадобилась Тарковскому. Возможно, это было инициацией, взятием определенной литературной планки. А возможно, в этом отразилась его собственная разорванность между двумя взаимоисключающими мирами, каждый из которых пытается отменить реальность другого.

***

┘Как-то, не доезжая хребтовой избушки, порвалась цепь у "бурана", и Дмитрий снимал коробку, вытаскивал цепь куском проволоки, клепал ее обрубком гвоздя и полдня ставил на место, причем так и не поставил. Мороз все крепчал, вдобавок по пути от "бурана" он обиднейшим образом смазал из "тозовки" по глухарю, оставшись без ужина и привады. Ввалившись в избушку усталый, с подмороженными, черными от масла руками, он затопил печку и включил приемник. Там шла беседа с известным писателем, который с холеной авторитетностью, мягко перебивая журналистку, рассуждал о "дрейфе искусства", поминутно ссылаясь, как на классику, на свои собственные книги. Раздражало не столько то, что он говорил, сколько тон - лениво-снисходительный и почти презрительный┘ Когда выяснилось, что он еще и вегетарианец, Дмитрий с раздражением переключил волну, процедив: "Тебя бы, козла, заставить цепак обувать да по морозу прогнать верст десять, дак ты бы этого глухаря первый сырком бы стрескал!.."

***

Повесть "Стройка бани" заставляет снова вспомнить о Шукшине, о его почти литургическом "Алеше Бесконвойном". Строил мужик баню - с толком, с удовольствием, с расстановкой. Немолодой уже, жену похоронил, сын не то чтобы радует - в город уехал, сердце больное, но надо жить┘ Строительство бани - для него отдушина и отрада. Достроил, затопил, попарился да и умер. От бани и умер - сердце не выдержало. Зато легко ушел, без обиды... Потому что баня была.

Каждый человек свою баню строит - к смерти готовится. Какая баня - таким и к Богу пойдешь. Таежный труд на выживание - не повинность. Он - сама жизнь и есть. А от жизни и умирают, конечно.

***

- Кобель! - вдруг перебил Дмитрий.

- Какой кобель? - строго спросил Алексей Сергеевич.

- Да нет, я не про то. У соседа моего, Кольки, кобель, половинка черная, половинка белая. Осенью ночи темные - белая половинка кобеля бегает по улице, а снег упадет, глядишь, другая, черная, забегала┘

- Вот-вот-вот, - обрадовался Алексей Сергеевич. - Вы оба любите свою землю и болеете за нее, но каждый как-то однобоко, со своего конца, и пишете каждый об одной стороне жизни, один - о деревне, другой - о городе. Вы еще слишком хотите решить свои собственные проблемы за счет литературы, а большой писатель давно уже махнул на них рукой и решает проблему как таковую в масштабах, как говорится, целого народа. С этой высоты по-детски смешным кажется ваше местничество, из-за которого у вас самих неполное ощущение жизни и которое надо преодолеть, дополниться противоположным, недостающим, чтобы никогда уже не бегать по двору половинками Дружка или кого там┘

- Давайте за кобеля! - сказал Дима, поднимая рюмку.