Как и всех без исключения русских классиков, юбилейного Лермонтова каждый может использовать в своих нуждах. Он годится для аргументированного подтверждения любой, самой абсурдной гипотезы.
Можно, например, убедительно доказать, что Михаил Юрьевич был русским Киплингом, колониальным поэтом, несущим бремя белого человека на диком Кавказе. А также зачинателем остросюжетной беллетристики и приключенческого романа. Недаром же его так любил Дюма и даже напечатал в своем журнале "Мушкетер" перевод "Героя нашего времени"┘
Или вспомнить умиление Максима Максимовича по поводу осетин: "Хлеба по-русски назвать не умеет, а выучил "Офицер, дай на водку!"
Или же, как это десятилетиями вбивали в головы советским школьникам, представить его отчаянным борцом с царским режимом. Классическим диссидентом. Последователем Чаадаева, тоже любившего Россию странной любовью, предтечей Герцена и Буковского.
Бенедикт Сарнов рассказывает по этому поводу уморительно смешную историю. Как-то в застойные годы на сборище советских писателей некто Злобин попросил слова и обратился к президиуму: "Вы, жадною толпой стоящие у трона Свободы, Гения и Славы палачи!.." "Лица секретарей и партийных функционеров стали багровыми. Голос Степана Павловича гремел:
- Таитесь вы под сению закона, пред вам суд и правда - все молчи!..
Сидящие в президиуме ежились. Лица их из багровых сделались фиолетовыми. Но что они могли сделать? Нельзя же было запретить оратору читать вслух стихи Лермонтова. Так что пришлось им - в кои-то веки! - услышать всю правду о себе. Высказанную публично, при большом стечении народа и в самых неприятных выражениях".
Можно, наконец, с помощью Лермонтова обосновать теорию перманентного запоя с психологической точки зрения. Ну как же: "Он мятежный ищет бури, / Как будто в бурях есть покой!" Ведь это точное описание метода борьбы с похмельем, известного под названием "клин клином"! Но буря не приносит ни облегчения, ни покоя. И мятежный алкоголик плавно входит в запой.
Слышал я и такие версии. Слышал и о том, что дуэль Лермонтова с Мартыновым была со стороны Михаила Юрьевича изощренной попыткой самострела. Мартынов должен был лишь легко ранить поэта, что дало бы Лермонтову законный повод подать наконец в отставку. Дескать, классик хотел откосить от службы в горячих точках.
Впрочем, попытка не удалась. В самый ответственный момент у Мартынова, отменного стрелка и старого приятеля Лермонтова, рука неожиданно дрогнула и он попал поэту не в левое плечо, как планировалось, а правее. Что дало основания для патриотической версии лермонтовской судьбы. Согласно ей, луну русской поэзии погубили злые евреи. Ведь как-никак, а отчество Мартынова - Соломонович┘
И так далее.
Все это, как вы понимаете, не литература и не ее история, а чистой воды мифология. Миф о Лермонтове, заслонивший собой его жизнь и его стихи. Что же стоит за мифом?
***
Умные критики Вайль и Генис пишут, что Лермонтова больше всего мучила загадка природы случайного. Отсюда все эти подслушивания, подсматривания и неожиданные встречи в "Герое нашего времени". Главный же вопрос, которым автор заставляет томиться Печорина: кто в конечном счете управляет человеческой жизнью? Он сам? Случай? Судьба? Молчит, не дает ответа.
В сущности вся лермонтовская философия заключена в "Фаталисте", быть может, самом страшном рассказе в русской литературе. Страшном как раз потому, что ответа не получаешь.
В отличие от Пушкина, который принимал, не примиряя, любые противоречия, Лермонтов мучился, метался и бунтовал, не в силах покориться судьбе и не зная, что делать с жизнью. Парадокс, но русская литература пошла именно лермонтовским путем. Путем поиска гармонии в дисгармонии. Смысла в хаосе. Духовности в душевной болезни.
Лермонтовские следы с легкостью обнаруживаются у Некрасова, Блока, Мандельштама и Гумилева. Не говоря уже о "Жизни и судьбе" Василия Гроссмана, где проклятый вопрос вынесен в название романа.
Томится Лермонтов. Томятся Печорин и Демон. Томится большая страна, веками не зная, что выбрать: западную доктрину свободы личности или азиатскую покорность судьбе.
Ничего не изменилось за полтораста лет. По-прежнему звезда говорит со звездою под гомон пьяных мужичков. И лежащему в долине Дагестана снится ослепительный маскарад┘