Пикник в конце тоннеля. Фото Дмитрия Кораблева/PhotoXPress.ru
В тихом московском сквере, кроме нас, почти никого. Снег запорошил дорожки и покрыл памятник, у которого мы встретились. Озябшими руками с трудом натягиваю на свои осенние ботинки высокие резиновые бахилы. Маленьким ломом Борис ловко поднимает и откатывает в сторону тяжелый канализационный люк. Внизу блестит в сером ноябрьском свете поток воды, с шумом несущийся метрах в трех под нами. На гладкой кирпичной стене шахты я не сразу замечаю металлические скобы. «Нам туда?» – робко спрашивает кто-то из нашей небольшой группы. Борис только улыбается и включает налобный фонарик.
О тайнах московского подземелья слышали все, но решают спуститься в канализационную систему города немногие. Город карает такие спуски административными штрафами, но серьезные проблемы бывают в том случае, если диггеры покушаются на охраняемые объекты, читай – гостайну. В безопасные водные протоки даже водят экскурсии.
«Диггерство началось еще в 1970-е, тогда же возник и термин, – рассказывает Катя, наш второй провожатый. – Количество любителей подземелий резко возросло после распространения Интернета и удешевления цифровых камер. Теперь под землю спускаются разные люди, и понятно, почему администрация этого не поощряет. В то же время в европейских странах канализационные службы специально просят диггеров сообщать о неисправностях подземной сети». Катя побывала в недрах многих европейских городов – со знанием дела она хвалит чистоту зарубежных подземелий и ругает их систему дренажа. В Европе существует объединение Urban exploration, куда входят не только любители подземелий, но и исследователи крыш, заброшенных построек и другие искатели городских приключений. У нас подобного единения нет – каждое направление живет своей жизнью и к коллегам относится почти враждебно.
Неловко спускаемся по скобам и, тяжело передвигая ногами в бахилах, начинаем движение по быстрому руслу Неглинной. Она была заключена в трубу еще в первой трети XIX века, затем коллектор достраивали и обновляли, теперь он состоит из участков разных ширины и конструкции. В эту мелкую и исключительно грязную речку впадает множество потоков – всюду вокруг нас вода. Фонарики высвечивают кирпичные стены, покрытые высолами, работающие или залитые бетоном трубы. Под потолком висят ошметки мусора – во время дождей и таяния снега вода в коллекторе поднимается до самого верха. Городского шума отсюда не слышно, только гулко бухают по воде наши шаги и эхо разносит голоса. «Странно звучит, конечно, но канализация – это лицо города, – говорит Катя, – то, как город обходится со своими стоками, характеризует уровень его цивилизованности. И в конечном счете его будущее». Судя по грязи и запаху, до цивилизации нашему городу еще далеко.
Мы идем довольно долго, преодолевая неровные участки дна, и подходим к небольшому водопаду. Борис показывает, как по веревке спуститься вниз. Вода брызжет во все стороны, кому-то заливает выше бахил. Сильно пахнет керосином – вернувшись домой, я найду в Интернете исследования, показывающие пугающий состав воды в Неглинной (нефтепродукты, тяжелые металлы etc.).
Входы в московское подземелье находятся на каждой улице города. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru |
За водопадом песчаное дно становится скользким, ноги то проваливаются в ямы, то наступают на неприятную бугристую массу. Страшно даже подумать, что там внизу. Вспоминаю, что недавно в научно-популярном журнале видела статью о живых организмах, населяющих пещеры, – отвратительные белые слепые рептилии и насекомые. Но под Москвой никаких чудовищ наши провожатые не видели – встречаются разве что тараканы. Мы же не встретили и их.
Вскоре мы добираемся до тоннеля, по которому ходил Владимир Гиляровский. В его время при каждом ливне в районе Трубной площади начиналось наводнение. Происходило это потому, что канал Неглинной, куда должна была сливаться вода, никогда не чистили. Неутомимый журналист сам полез в подземный коллектор и так описал свои впечатления в статье: «И вот в жаркий июльский день мы подняли против дома Малюшина, близ Самотеки, железную решетку спускного колодца, опустили туда лестницу. Из отверстия валил зловонный пар... Мы долго шли, местами погружаясь в глубокую тину или невылазную, зловонную жидкую грязь, местами наклоняясь, так как заносы грязи были настолько высоки, что невозможно было идти прямо». Разоблачительная статья Гиляровского наделала много шума – Дума постановила начать перестройку канала Неглинной. Сегодня выложенный потемневшими известняковыми плитами тоннель несравнимо чище.
Наш двухчасовой путь заканчивается в глубокой шахте. Чтобы пробраться к выходу, приходится идти по мосткам, сложенным из железных лестниц. Лестницы шатаются, внизу – воды по пояс. Купаться здесь совсем не тянет. «Не наступайте на деревянные настилы, – говорит Борис, – они закрывают дыры в шахту. Лететь вниз 12 метров».
Наконец мы у лестницы на улицу. Борис собирает бахилы и аккуратно выглядывает наружу – все спокойно, можно выходить. Мы выбираемся посередине оживленной площади. Мимо спешат по делам горожане, лишь некоторые бросают в нашу сторону заинтересованные взгляды. Но и они наверняка не задумываются, что у них под ногами – иной мир. Снова начинается снег, и, несмотря на слякоть, город выглядит уютным и родным. Я облегченно вдыхаю свежий воздух и иду домой.