Страха больше нет

Реакция скорби и сострадания – первая и самая естественная.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

Психологи говорят с экрана, что так и надо.

Делать вид, что ничего не было и ничего не происходит.

Ведь если человека однажды в подворотне ударили тяжелым предметом по голове и слямзили бумажник, значит ли это, что после этого он перестанет ходить на работу? Если парнишку крепко поколотили на дискотеке, значит ли это, что он больше никогда не станет танцевать? Если девушку лишили чести в ранней юности, означает ли это, что она откажется от замужества? Конечно же, нет! Правильно, говорит штатный психолог: жизнь продолжается!

До боли знакомый трюизм.

Мы даже чуть гордимся этим своим пренебрежением опасностью – значит, говорим мы себе, нервы еще не совсем сдали. Нет, мы не чувствуем себя героями, только повторяем себе, как заклинание: не думай об этом, иначе недолго и свихнуться┘ Наверное, так жили обитатели италийского города Помпеи: пили домашнее вино, пасли коз на склонах и показывали вулкану Везувий язык.

Но вот какое дело: и тяжелое детство рано или поздно даст о себе знать. И смерть близкого человека все одно никогда не отпустит. И девушка, уже, быть может, счастливая мать, нет-нет да и всплакнет на груди подруги. Нам не дано забыть.

Пусть мы, психологом вразумленные, и хотим выглядеть беспечными. Мы убеждаем себя не бояться – убеждаем настолько, что незаметно для самих себя становимся бесстрашны до полной бесшабашности. Вот только так ли уж это безобидно?

Хорошо, мы – обыватели, которые, хоть и поругивают власти, как все обыватели во всем мире, но все ж таки надеются, что власти о них позаботятся и их защитят. Хуже, когда и сами власти испытывают подобную эйфорию, наверное, тоже заговаривая сами себя. Я не говорю здесь об очевидных злоупотреблениях – это понятно и так или иначе искоренимо. Или предотвратимо, что, естественно, желательнее. Я говорю о подсознательном психологическом настрое┘

Но гром грянул, и мужик перекрестился-таки.

Детей в школах обучают, куда бежать от террориста, как некогда тренировали, как надевать противогаз, – тогда это называлось уроки гражданской обороны. Учат прятаться, шугаться чужих дядей, держаться подальше от слишком тепло, не по погоде, одетых теть. Что ж, эти уроки нам, взрослым, и самим сейчас нужны и полезны.

Но не только уроки гражданской обороны – уроки самой гражданственности.

Нынче потребно не просто умение ловко в нужный момент спрятать свою голову под крыло. Или накрыться пуховым одеялом. Или ловко сигануть в стенной шкаф. Обороняться пришло время не индивидуально, но – всем миром. Потому что в опасности не только каждый из нас, но все мы – общество. И – хоть для целей этой обороны – неплохо бы наконец почувствовать себя именно обществом, общностью.

Отрадно видеть сегодня, что сдвиги – есть. Что, пусть и после того, как грянул гром, общество на глазах объединяется. Консолидируется. Одно плечо чувствует другое. Доказательством тому – груды живых цветов на месте взорванных домов и перед входом в метро «Рижская». Всенародный сбор средств и даже вещей. Очереди доноров. Письма со всех концов страны от людей, предлагающих себя в заложники вместо детей.

Верно говорят и пишут, что эта осознанная общность легче дается людям бедным как менее индивидуалистичным и эгоистичным, чем богатые. Но и это преодолимо. Богатые подтянутся. В конце концов и меценатство – тоже своего рода школа гражданственности. И, будем справедливы, есть уже и отстроенные детские дома и приюты для стариков, часты и щедры пожертвования богатых на храмы, короче, оживают на глазах старинные традиции русского купечества – благодетельствовать.

Есть сдвиги и в поведении властей. Пусть микроскопические, но они есть. Пусть не всех властей, но некоторых. А главное – главных. В Томске отменили все праздники (там должен был быть, как и в Москве, День города) – и только потому, что во всей стране траур. Не побоюсь ошибиться, во многих местах – не отменили. И дискотеки работают, и ансамбли народного пляса пляшут. Но где Осетия и где Томск. А в Томске плясать отказались.

Есть сдвиги в поведении электронных СМИ. Никто, кажется, уже не смотрит на происходящее как на шоу, под которое очень даже башлево втыкать рекламу. Правда, от рекламы не отказались: тампон налезает на обезображенное детское лицо. Но смакования насилия в новостных передачах уже нет, и, надеюсь, это не просто цензура. Потому что такт и ум в лицах и голосах репортеров и комментаторов – есть. И, кажется, есть живое чувство, которое, как считается, телевидению противопоказано. То есть даже оно, постылое, проявляет признаки гражданственности.

Теперь еще раз о нашем бесстрашии.

Ладно, к страху нас приучили. Страх, не нами сказано, съедает душу. Теперь главное, чтобы мы не привыкли к скорби┘