Новое московское рыцарство

Но помимо чисто функциональной необходимости жить в крепостях на то есть и психологические резоны, а также существует богатая и давняя эстетическая, прежде всего литературная, традиция.

"Дачная" тема - отнюдь не только тема комфорта или стяжательства. В конце концов даже для "простых советских людей" сарайчик на шести сотках был их замком. Со всей сопутствующей символикой: забор - ограждающее укрепление, отдельность от соседа за счет кустов смородины, и три-четыре яблони или утлая слива, воплощающие, как у Вольтера в последней строке "Кандида", трансцендентное понятие "цель жизни" - "каждый должен возделывать свой сад".

Дача - рай и небесный град отнюдь не только для владельцев полиэтиленовых теплиц и засольщиков огурцов. Вся русская литература двух прошлых веков была больна "дачной" темой, в то время как на Западе, где жить в своем доме никогда не было экзотикой, "дача" наличествует в искусстве на равных правах с другими архитектурными объектами. Вдохновеннейшим писанием Державина осталась ода "даче", усадьбе, деревне - "Жизнь Званская". Понятия отдельности, самостояния, самости во всегда тоталитарной России под пером вольного литератора неминуемо приобретали почти синонимический оттенок - свободы действий, самостийности решений. Действие лучшей русской исторической повести "Капитанская дочка" в основном разворачивается "в замке" - в крепости, затерянной в оренбургских степях, где герои обречены на самостоятельность (до царя далеко). Самая известная пьеса Тургенева - "Месяц в деревне", то есть "на даче".

"После Октября" (как любили обозначать свой триумф большевики), когда социальная анонимность и отдельность индивидуума были попраны коммунальным бытом с "товарищеским судом" и коллективным производством с "парткомом", "дача", ставшая было перед революцией в интеллигентском сознании символом мещанства, возвращает себе роль классического замка. При Сталине загородные резиденции "отца народов" назывались "ближней" и "дальней" не виллами или усадьбами (или хотя бы "объектами"), но именно - "дачами", уже в явном значении "замок". Дачами - помимо премий и званий - расплачивался Сталин и со своей свитой, будь то писатели или генералы.

До "оттепели", то есть до первой "перестройки", отдельный дом, "дача", были лишь недосягаемой мечтой миллионов обитателей коммунального городского жилья, оставаясь доступными лишь номенклатуре и обслуживающим ее интересы слоям, будь то врачи или стукачи. "Садовые товарищества" возникли лишь при Хрущеве, и это был символический жест власти, пытавшейся демократизировать сталинский византизм. Население огромной страны, в большей части неосвоенной, располагающей необъятным резервом пустующих земель, получило от государства жалкие клочки, на которых селилось кучно, но - по отдельности.

Эмблемой периода "реформ" оказалась опять дача. Но символика "дачности" резко изменилась. Дача осталась символом, но теперь уже не индивидуальной свободы, не пространства, неподконтрольного кому бы то ни было, кроме ее хозяина, не только достатка даже, но в первую очередь знаком положения в обществе, принадлежности к элите. То есть к некоему неформализованному рыцарскому обществу.

Нельзя считать случайным, что многие подмосковные особняки построены буквально в виде замков или, скажем, некоего подобия замков, с характерной атрибутикой: бойницами, зубчатыми стенами, готическими башенками, витражами, даже с флюгерами в виде фигурок рыцарей. И превалировало в хозяйском выборе стиля отнюдь не соображение выгоды и стремление к удачному вложению капитала в недвижимость, но рассуждения престижа - по сути дела, символического характера. Важно, что эти самые "замки" строятся не в огражденных поселках нынешней номенклатуры, а чуть ли не посреди деревень. То есть нынче "рыцарями" себя ощущают - и это архитектурно манифестировано - даже не представители формально правящих слоев, но скорее люди, происхождение капиталов которых, мягко скажем, сомнительно. Скажем, едва открылся ресторан на Воробьевых горах, как его полюбила солнцевская братва. Надо ли говорить, что ресторан носит название "Рыцарский клуб".

Для "новых" людей России отнюдь не только "замок" остается статусным владением, ведь нужен еще и титул. Или хотя бы звание, орден на худой конец, хоть членство в "английском клубе", который с тем же успехом мог бы называться "китайским". И что ж осуждать "новых русских рыцарей", будь то бандиты или банкиры, за их невинное, в общем-то, тщеславие. В конце концов они в большинстве своем буквально вышли из "коммуналок", из комсомола, из общежитий, из туристических палаток. Они - "первые" в буквальном, арифметическом смысле. И разве плохо, если эти люди хоть в зрелости, но смогли реализовать свои детские фантазии.