Минус повод

Как все пряные слухи, и этот оказался несостоятельным. В книжной лавочке в Большом Козихинском представлена литература на взыскательный вкус: по истории, философии, искусству, а также беллетристика, среди которой и книги Лимонова. По-видимому, поводом для слухов стал тот факт, что один из хозяев - Алексей Цветков был некогда шеф-редактором газеты "Лимонка".

Есть, впрочем, и кое-какие атрибуты, указывающие на неполную безосновательность слухов: муляж Калашникова на месте одного из плафонов, плакат с ликом Лимонова при входе. Но в конце концов, будь эти милые люди хоть троцкистами, хоть мормонами, лишь бы хорошо понимали в своем деле. Никто ведь не спрашивает у владельцев "Библио-Глобуса" об их политических пристрастиях и партийной принадлежности┘ Пока не спрашивает.

А завтра могут и спросить. И одним из поводов так думать является идущий сейчас в Саратове закрытый процесс над писателем и политиком Эдуардом Лимоновым...

Я впервые прочел "Это я, Эдичка" в рукописной копии - той самой, четвертой, что брала "Эрика", - в мастерской художника Толи Брусиловского, харьковчанина, как и Лимонов, году в 1979-м. Тогда Лимонов еще обретался в Америке и жил - как явствует из второй его книги "Дневник неудачника" - на содержании дамы-house-keeper богатого дома. Но вскоре книга была напечатана, и автор стал знаменит. В Москве Лимонов сделался культурным героем: подпольный поэт в СССР, бунтарь в США, покоритель Парижа в духе известного тогда лишь из самиздата автора "Тропика Рака"┘ Как складывалась последующая судьба Лимонова - можно узнать из его же книг, и прежде других из "Анатомии героя", написанной лет через десять после возвращения на родину.

В давнем романе герой был эмигрантом-неудачником, в последней книге предстает "всемирно известным" писателем и, что даже важнее, "суровым самураем", солдатом, вождем. Но если он и солдат, то - неведомой армии. Автор нигде не уточняет, какого рожна ему нужно, скажем, в Боснии, где на передовой он проводит месяц-другой, или в Абхазии. Он прибывает туда как корреспондент - репортажи приводятся. Но в отличие от Ремарка, Хемингуэя или Оруэлла в полном смысле слова солдатом Лимонов никогда не был, но очень хочет, чтобы его принимали именно за Солдата. Камуфляж, в котором он щеголяет, не маскирует, однако, его бутафорскую роль: герой - ряженый, он лишь играет в войну. В какой-то момент он сам это понимает: "Я устал от чужих войн, мне нужна собственная война". "Своя война" - это внутрироссийская политика. И вот после двадцатилетней эмиграции герой возвращается на родину - "воевать".

Страницы, посвященные политике, забавны, поучительны и грустны. Первым делом на родине герой, бунтарь, обличитель либеральных ценностей и осквернитель западных могил, пытается войти в доверие к лидерам левого крыла. Но союз не задается: Зюганов оказался "подлецом и трусом", Жириновский - "плагиатором и приспособленцем, Баркашов - "мещанином". Герою, преданному соратниками и не понятому народом (он дважды безуспешно баллотировался в Думу), ничего не оставалось, как по примеру Ильича строить собственную партию и завести собственную "Искру". Но какую идеологию пользовать? Здесь начинается самое интересное. Бог наделил героя литературным даром - самого себя он иначе как "гением" не рекомендует, - незаурядной волей и живучестью, он умен, невероятно честолюбив, считает себя аристократом духа: читает Мисиму и Эволу, ему близок дух иерархии и традиции, влечет фашизм муссолиниевской складки, он видит себя избранным, сверхчеловеком. С другой стороны - героическое плебейское происхождение, особенности психофизиологии и, как следствие, ненависть к "буржуазии" заставляют его сочувствовать люмпенам, тем более что деклассированные слои только и могут составить его "электорат". Он - "право-левый", национал-большевик, в его намерение входит сплавить в одном движении крайности радикализма. Со своей потешной партией, комсомольской агитбригадой и фашистской атрибутикой он не в шутку намеревается взять власть в стране...

Декларируемый нонконформизм героя носит откровенно эстрадный характер, он - поп-артист жизни, выступающий в стиле "прово" на второразрядных сценах для невзыскательной публики. Остается удивляться, что даже эта публика проявляет достаточно благоразумия, чтобы не бросаться лимоновскому герою в объятия.

Понятно, что автор не бесшабашный гуляка, как его герой, - без повседневной самодисциплины написать так много прозы невозможно. Наконец, Лимонов не понарошку лез под пули, а выдавая себя за политика, рискует, что его примут всерьез. Кажется, он все время искал "не читки", но "полной гибели всерьез". И добился-таки своего - стал политзаключенным и героем политического процесса, в лучших традициях советской охранки закамуфлированного под уголовный.

И здесь впору позлорадствовать: ага, доигрался. Но злорадствовать никак не хочется: игра зашла слишком далеко. Не лимоновская игра - государства.

Вспоминается один арест в последние годы советской власти: некий сочинитель написал в повести о том, как эсерка Каплан, вышедшая из психушки, где ее держали шестьдесят лет, оскверняет труп в Мавзолее. Автору инкриминировалось покушение на святыни, указание на то, что в прозрачном саркофаге лежит не сакральная мумия, а всего лишь нарумяненная кукла. Так вот, сегодня Лимонова судят за то же самое - за покушение на святыни. На главную, кажется, святыню, которая осталась у нынешней власти: на святую мумию самой идеи власти. Суд над Лимоновым призван продемонстрировать, что власть - отнюдь не кукольна, но именно что сакральна. Но странно, что удачно воевать ей удается не с реальными вооруженными врагами, а только с одним-единственным стойким оловянным солдатиком.