Почеловечнее друг к другу надо быть

- Это не кукольный спектакль. Там всего три куклы, остальное палочки, фанерки, движение, дуновение. Это другой жанр, который я назвал бы видением. Это сон.

- В Тбилиси. У меня там театр, у меня там дом. Где мне еще жить?

- Безусловно. Лучшие формы помощи, конечно, материальные. И театр посещаем, люди любят его.

- Любой дом как живой человек. Дома ветшают. Не избег этой участи и мой театр. Когда я вернулся после своего полуторагодичного отсутствия и присутствия здесь в театре Образцова, все пришлось чинить и приводить в порядок. И дом снова начал дышать.

- "Сталинградская битва", и готовятся три мои новые постановки. Одна из них "Осень нашей весны". И все хотят работать.

- Дома, где жили мы когда-то, годы назад, имели своих авторов, у которых было отношение к архитектуре и к жизни. Мы этого не видели во время советской власти, потому что все было в лучшем случае замазано. Помните надоконных ангелов - черты уже исчезли, но у кого-то читался, правда, носик? Сейчас все почистилось, не в таких масштабах, конечно, как в Москве, и чистится. Появились краски и цвета. Уходит цветовая унылость, от которой не хотелось жить. Появляются какие-то новые, не до конца понятные проявления, но они прекрасны, поскольку новы. Что меня радует в современной Грузии, так это девушки. Они сделались живыми, общительными. Сплетни стали передаваться скорым, телеграфным способом, на все не тратится столько времени, сколько прежде - с раскачкой и паузами. Любят, ссорятся, снова любят. Словом, появилась деловитость и энергия. А я люблю проявление энергии, особенно в молодежи. И это есть в нынешней Грузии.

- Тут мы коснулись нашей общей проблемы. Разрыв, конечно, есть и очень драматический, и такой драматургии, конечно, не хотелось бы. Наверное, должны быть и сверхбогатые люди. Видимо, общество так устроено, хотя я этого не понимаю. Но сверхбедных быть не должно ни в коем случае. Но они есть, и это жаль. В каких-то промозглых переходах трепещут трепетные старички и старушки. Нет таких денег на планете, которых они не были бы достойны, когда в 20-градусный мороз стоят, зарабатывая яблоко или морковку.

- Кофеен и духанов, удивительно, стало больше. Они страдают тем же, что и везде: мир захлестнули пластмассовые стулья. В центральных непровинциальных местах любой европейской страны - везде они. Дерево должно быть - живое, и немножко грустно это повальное и излишнее увлечение людей синтетикой и пластиком. Может, конечно, и это быть, смотря по задачам. Но когда исчезают венские стулья, немножко грустно становится.

- Люблю. Авангард оттачивает инструмент. Мысли редки. Вы не заметили, их вообще в мире очень мало? И совершенствованием инструмента мы иногда добиваемся точности.

- Я бы извинился перед читателями, но я суеверный человек и заранее не стал бы говорить. Но что-то пишу, ковыряясь в компьютере.

- Я хотел бы дать людям оптимизм: сам ведь через столько катастроф прошел. Грех владеть хоть каким-то малюсеньким даром и не воспользоваться этим. Не умножайте слезу, не умножайте грусть, дайте людям вздохнуть, дайте им воздуха. Я об этом прежде всего хотел бы попросить журналистов, особенно русских. Вы все талантливые и профессиональные, и от этого еще опаснее становится ваша работа. Ребята, вы владеете таким страшным оружием - мощью вашего языка, что можете все в нас вселить. Сказать про нарушения и воровство реально и другими словами, не обличающими, а взывающими к небесам, как делали великие мастера и великие журналисты прошлого века и позапрошлого. Можно бить молотом по голове, а можно березовым прутиком. (Смеется.) Иногда, кстати, и пользы больше. И раз уж зашла речь о журналистах, хочу поблагодарить всех. Я считаю: именно московские журналисты защитили спектакль "Сталинградская битва".

- Сейчас они обласкали то, что сами создали вместе со мной тогда. Сегодня получается, что когда они меня хвалят, то хвалят и себя.

- Учились и учились. Ну какие великие - не дезинформируйте общество, хотя среди них есть, безусловно, выдающиеся мастера.

- Я не скажу, что мы очень уж любили друг друга. (Смеется.) Или обожали. Я, например, всегда был в состоянии постоянной покупки билета и возвращения домой. Собственно, и учился я всего восемь месяцев. Царство небесное Алексею Яковлевичу Каплеру, он очень мне помог тогда - меня же ведь все время отчисляли за профнепригодность.

- Тогдашняя Москва произвела тяжелое климатическое впечатление: я же человек южный. Ну а пропадал я в основном в Пушкинском музее и в планетарии. В музее я любил египетский зал: не мог насытиться, потому что только по открыткам и иллюстрациям все это богатство знал.

Что до планетария┘ Он был непосещаем, и там стоял замечательный и очень красивый аппарат, в ГДР произведенный, который за 40 минут показывал восход, полдень, закат и ночь. А жизнь студента была связана с проблемами выживания, в чем нам помогали картошка, комбижир и стипендия. 25 рублей - это грандиозный факт - по мощи. (Смеется.) С чем сравнить? С большим Венецианским карнавалом! Немножко выпивали с картошкой, и начинался карнавал! Он начинался и происходил в голове (смеется) и часто кончался милицией. Так вот на второй день после праздника у человека возникало такое состояние, которое в русском языке определено словом "похмелье". Оно вошло и в грузинский словарь, стало грузинским словом, как, например, дефолт - недавно появившийся, но такой же противный, как похмелье. Именно в этом состоянии я брал на последние деньги пиво и заходил в планетарий. Пива я брал ровно столько бутылочек, сколько суток собирался проводить там. Обычно три-четыре. Там было очень удобно, но трудно оставаться незамеченным. В планетарии ко мне прониклась очаровательная старушка, которая всегда стояла ближе к правой двери, и как-то не замечала меня, за что и сегодня - через десятилетия - ей огромное спасибо. Словом, я проводил там якобы несколько суток, не смыкая глаз, - три-четыре ночи, три-четыре рассвета (смеется) и выходил через три-четыре часа. А московское кольцо все еще шумело и гудело. Мне нравились большие колеса грузовиков. Красивые девушки жались к стенкам - не то от меня, не то от брызг, которые вылетали из-под колес проезжавших мимо автомобилей.

- Замечательно изменилась и действительно стала одной из мировых столиц. Особенно красива она ночью. Я думаю, в Москве очень хороший работает художник по освещению. Не знаю, кто он такой, наверное, у него есть имя и фамилия, передайте ему большой привет и признание. Браво, мастер! И вообще хотелось бы, чтобы Москва и другие города вернулись к цвету. Мужчины, женщины и особенно дети. Художники рублевской эпохи ведь знали в этом толк. Почему они, гениальные, так красили? Бирюзовый, рядом желтый, яичный, синий холодный, и все это до золота. Почему? Зачем? Вы идете - подняли голову, и вам дается кусочек неба и солнышко. Посмотрите на Малевича и весь русский авангард. Как они блистательно до сих пор питают. Такой антидепрессант придумал гений вашего народа. Пусть повременят пастельные тона - ярче, ярче и еще ярче! И главное, чего бояться, когда опыт есть и эксперимент проведен великолепно. А эта серятина - не надо прятаться в полутонах и делать вид человека с хорошим вкусом. Поверьте, эталон вкуса - храм Василия Блаженного, блистательный и вдохновенный. Вот рецепт возрождения. Хотя я дилетант в этом, и меня не надо слушать.

Новые кольцевые дороги у вас замечательные, и верю, что в Грузии такое когда-то будет. Радует, вы знаете, что пьяных меньше стало. Водка - ужасная вещь, ее надо уметь пить. А таких умельцев я видел очень мало. Но есть люди! Мне объяснили, что пиво спасает от дремучей водочной выпивки, оно сглаживает и убивает желание (но не облагораживает). Еще в Москве привыкают пить вино. Да и вообще стало меньше времени для выпивки, что тоже хорошо.

- Боюсь, что я уже стар (смеется) и взял свое. Я рад, если за день выпью стаканчик грузинского красного вина. И то делаю это для сердца - вино ему полезно. В вине какие-то кислоты, которые помогают сосудам, что я по нашим старцам вижу. Наша национальная традиция - пить вино. Мне это объяснили умные и знающие люди во Франции, там и инфарктов поэтому меньше. Франция мне вернула (если уж о ней говорить) ощущение вина - то состояние, в котором были мой дедушка, мой папа. Франция мне вернула "Сталинградскую битву". Сейчас это франко-грузинский проект, и французы мне очень помогали.

- Есть, конечно. Но все будет зависеть от условий. Я уже не в том возрасте, чтобы пускаться в авантюры.

- Поспешай не спеша - это самая лучшая формула. Постановку я делаю за десять дней - две недели. Но подготовительный период длится примерно год, пока не продумаю все - от и до.

- Как все - сижу и думаю. У меня есть мусор, и я к нему хожу. В нем копаюсь, достаю двести примерно вещей-идей. Отбираю двадцать. Перебираю. Собираю. И вот вы у меня в гостях - премьера. Чтобы не сочли за тост, просто по-человечески хочу сказать всем спасибо. Нынешние гастроли мне напомнили молодость, когда лет 20 назад еще у метро спрашивали билеты. То было счастье. И сейчас все последние дни здесь случалось такое же. Я помолодел, и даже были попытки флиртовать. (Смеется.)

- Если у нас появились дороги во Францию, Англию или Японию, здесь нам всегда легче - знаем же друг друга и чувствуем. Раз уже тропинка протоптана, сделаем из нее дорогу. Из одной ямы выкарабкались и с одного дерева упали - незрелые и кислые. (Смеется.) И, что интересно, ударились обеими важными точками тела, одна из которых голова. (Смеется.) И сейчас больно. Все почему? Мы православные страны, и обе грешили. Нельзя так долго этого не понимать.

- Куда мы друг от друга денемся. Есть знаменитая пушкинская дорога. Очень хорошая, но не моя мысль о том, что Грузия была единственной заграницей великого поэта. Так оставим ее заграницей. Пушкин по-прежнему стоит у нас в Пушкинском скверике и улыбается. Это один из лучших и самых ранних памятников ему. И первый прижизненный пушкинский юбилей был справлен именно в Грузии.

- В Грузии всегда радовались любому поводу. Тогда не так знали русский, да и книг с его стихами было не столько, сколько сейчас. Но был праздник, и я его изобразил - на рисунке два рассвета.

- И все рисунки живы-здоровы. Так вот, в России много людей (а станет больше), которым интересно, где "холмы Грузии". Будут приезжать смотреть и выпить за все это того вина, что выпивали Лермонтов, Грибоедов, Лев Толстой, Пастернак, Мандельштам. Вот жаль, Достоевский не доехал. (Смеется.) Но он был непьющий, кажется, и в карты играл. Мы не по этому делу, но он бы и нас понял - у нас играют в кости. Почеловечнее друг к другу надо быть. Мы не так богаты, чтобы позволить себе делать что-то без любви.

Вот кто-то читает сейчас и злится на меня. Ну, не страшно. Выйдете из метро: улица, город, дела. И забыли уже мои глупые слова. И слава Богу. Будьте счастливы.