Милрад Фатуллаев В ОТЛИЧИЕ от прежних принципов национальной политики и унифицированного подхода к структурированию России по национальному фактору на республики, автономии, области и края с их определенным статусом, последнее десятилетие в условиях отсутствия у Кремля концепции национальной политики этнически окрашенные события в новой стране свершались как под сенью субъективных настроений ("берите суверенитета сколько осилите"), так и в зависимости от конъюнктуры сиюминутного момента (приятие не только национальными республиками, но и "русскими" областями и краями деклараций о независимости).
Отношения с Кремлем стали строиться на двусторонней договорной основе "Центр - субъект". Больше других на этом поприще преуспел Татарстан, приняв Конституцию, где статус республики поднят до субъекта международного права.
Нынешний характер взаимоотношений Москвы и Казани татарская политическая элита старается вывести на уровень диалога двух равноправных субъектов, даже если при этом дипломатично оговаривается, что республика - составная часть Федерации. Красноречивое тому свидетельство - принятый в Казани законопроект о первенстве республиканских законов над федеральными, некоторые местные нормы, принятые, как правило, "с опережением времени" - раньше аналогичных федеральных законов и доказавшие на татарской земле свою полезность и эффективность, перенести в общероссийскую практику. И это в определенной мере напоминает исторические взаимоотношения двух столиц - Москвы и Казани - в период с момента разгрома Мамая до взятия Казани Иваном Грозным, когда былая некогда татарская окраина России все еще обладала относительной свободой в управлении "улусом". В национальном самосознании и исторической памяти татар еще сильны воспоминания о недавнем величии и могущественности ханств некогда очень воинственного народа: Золотая Орда, Булгарское, Крымское, Астраханское, Казанское... Традиции государственности татар ничуть не меньше ныне независимых республик бывшего единого советского организма - Грузии, Абхазии, Азербайджана, Украины. Если не ностальгия, то по крайней мере огромная разница между былым и настоящим во многом объясняет влияние, заметную роль и место Минтимера Шаймиева в федеральной политике.
Этот исторический стержень в первую очередь повлиял на феномен главного татарина - президента РТ Минтимера Шаймиева, ставшего за последние несколько лет не формальным, но общепризнанным и бесспорным фаворитом мусульманской части России, лидером среди руководителей национальных республик. Очевидным тому подтверждением стало включение его в тройку лидеров общероссийского движения "Отечество" наряду с Юрием Лужковым и Владимиром Яковлевым - мэрами Москвы и Санкт-Петербурга - крупнейших промышленных, культурных и наиболее густонаселенных центров страны.
По данным "НГ", татарский президент возглавляет список наиболее влиятельных лоббистов из числа региональных лидеров, опережая столичного Юрия Лужкова (2-е место) и таких известных руководителей республик и лидеров-мусульман, как Аман-гельды Тулеев (5-е место), Муртаза Рахимов (7-е место), Александр Дзасохов (8-е место), Магомедали Магомедов (12-е место), Игорь Фархутдинов (25-е место). При этом нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что РТ, согласно подписанному с Кремлем договору, - "ассоциированное с Россией государство", а не "обычный" субъект Федерации. Политическое давление и тон общения, вполне возможные даже со столичным мэром, исключаются в отношениях с национальными республиками. Религия и этнос остаются легко воспламеняемыми материалами.
Автономность первого татарского лидера проецируется и в выстраивании горизонтальных связей с регионами страны - этнически близкими Башкирией, Чувашией, экономически развитой Свердловской областью, национальными республиками Северного Кавказа. Недаром единственным из региональных лидеров, кого хотел видеть в качестве посредника в переговорах с Москвой президент Чечни Джохар Дудаев, был Минтимер Шаймиев.
Если не считать чеченскую составляющую в природе национальных взаимоотношений (где сложившаяся картина обусловлена далеко не в первую очередь пресловутой "пятой графой"), то из наиболее национально проявивших себя субъектов страны можно было бы выделить Дагестан (избирательное и иное законодательство, основанное на принципе квотного представительства народов самой многонациональной республики мира), Ингушетию (прямая узурпация исключительных полномочий федеральных, как правило, силовых структур), Адыгея (самосохранение черкесских народов) и Чувашия (отстаивание приобретенных за последние годы прав и "свободы в рамках", "положенных" по статусу республики). Однако национальная политическая элита этих высокостатусных субъектов оказалась не в состоянии отстоять свои позиции под прессингом администрации президента РФ. Статус-кво, как и прежде, в гордом одиночестве сохраняет Шаймиев, в очередной раз подтверждая, что не зря был назван Минтимером, что в переводе с тюркского означает "Я - железный".
Главный источник и потенциал шаймиевского феномена (не беря в расчет его личные и деловые качества) - второй по численности 7-миллионный татарский народ, обладающий развитым не столько национальным, сколько государственным самосознанием. Хотя большинство татар ныне проживает за пределами республики, диаспоры объединены в действенные общественные организации, поддерживающие связь с Казанским кремлем. Правда, не напрямую, а посредством исполкома Всетатарского конгресса. Отсюда и один из самых развитых институтов диаспор, большему числу из них оказывается государственная поддержка. Возможности республики, закрепившейся в лидерах по экономическому потенциалу и темпам промышленного роста, только увеличиваются. Республика самодостаточна, что придает дополнительные импульс и устойчивость маневрам Бабая ("Дедушка" - так почтительно называют его сами татары) в диалоге с Кремлем.
При всей твердости и последовательности во взаимоотношениях с федеральным Центром, сочетаемой с гибкостью и редкой для других национальных лидеров умеренностью, чутьем времени и политических возможностей конкретного момента, Шаймиев тем не менее остается для Кремля наиболее приемлемой фигурой в контексте предстоящих выборов главы республики. Ведь главные "негативные татарские ожидания" - сепаратизм и национализм - легко могут быть взяты на вооружение противниками Шаймиева. К тому же в республике периодически, особенно громко на заседаниях протурецки ориентированного Всетатарского общественного центра, всплывает оформившаяся еще на заре советской власти идея создания независимых татарских штатов - государства Идель-Урал.
Вопреки обвинениям национал-радикалов первый татарский президент олицетворяет собой не только высшую должность, но и фигуру, стоящую у истоков возрождения национальной культуры и языка. Последнему впервые в стране придан статус второго наряду с русским государственного языка. Слабое знание родного языка этническими татарами, а также вмешательство Москвы в экономику республики (как говорил сам Шаймиев, "вплоть до диктовки цен на молоко") и стало формальным поводом к требованиям суверенитета. Доведенная до абсурда национальная политика привела к тому, что даже интеллигенция и политическая элита не владели "языком матери". Председатель Госсовета РТ Фарид Мухаметшин ныне "изучает татарский с учителями", считая знание второго государственного языка республики обязательным.
Национал-сепаратистские идеи, хотя и не пользуются широкой поддержкой у татар, остаются удобным и эффективным рычагом давления на Белокаменную. Панисламизм в Татарстане не прижился, а сама исламская составляющая в татарском национальном ренессансе - давно прошедший этап, но идея пантюркизма всегда будет жить в национальном сознании и находить воплощение в реальных устремлениях ее сторонников как в самой республике, так и за ее пределами.
Наличие в республике турецкого консульства, лицеев, содержащихся на средства из Стамбула, - лишь косвенное свидетельство связей на этно-культурной и языковой основе. Более заманчивыми выглядят не раз озвученные "доктринальные идеи". Если Турция рассматривается как "образец независимой тюркской жизни", то Татарстану определена миссия объединителя тюркских народов Поволжья, Крыма, Астрахани, Чувашии, Башкирии, Якутии в единое евро-азиатское государственное образование с татарским языком.
Татарский сепаратизм в отличие, скажем, от кавказского - прямолинейного и напористого "донкихотства" - имеет свои специфические особенности. Его природа состоит не в банальном и всегда болезненном "выбегании" из Федерации, а в последовательном, мягком "вырастании" из нее за счет политического диалога с Москвой, используя прежде всего завоевания демократии и национал-сепаратистские настроения части политиков. Чем с блеском и воспользовался первый президент Татарии.
Минтимеру Шаймиеву удалось найти ключ к националистам. Находясь посередине двух разновекторных тенденций - стремлением Центра к большему контролю над регионами и требованиями националистов полной независимости, - Бабай сумел извлечь максимум из возможного в данный исторический период. Следуя принципу "политика - искусство возможного", им фактически создана рабочая модель - образец национальных взаимоотношений в России. А "шаймиевский" Татарстан уже нередко рассматривается в роли примера "регионального бесконфликтного развития в рамках Федерации" и посредника в диалоге с мусульманскими, прежде всего тюркоязычными странами.
Дарья Гармоненко