Сергей Шаповал - Семен, ваш роман у многих вызвал резко негативную реакцию, вас осуждают за излишнюю откровенность, что изначально легко можно было предположить. Что вами двигало при его написании?
- На эту тему я написал текст, который, к моему удивлению, изъявил желание напечатать журнал "Знамя". Там как раз я отсекаю все художественные аспекты и говорю о нравственной стороне проблемы. Отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что эта вещь появилась на свет потому, что она не могла не появиться. В какой-то момент передо мной оказался простой выбор: либо покончить с жизнью, потому что она стала невозможна, либо попытаться заново родиться, издав вопль. В конце концов я выбрал второй вариант и так оказался автором этого романа. Что касается называния в книге всех персонажей своими именами - а это один из главных ее моментов, вызвавших неприятие, - то поначалу я даже не задумывался над этим, у меня просто не было других идей. Потом все читавшие текст в рукописи указали мне на эту проблему, и пришлось проанализировать ситуацию, которая оказалась простой. Автор-герой книги выясняет отношения, в общем-то, не с людьми, а с Ним, и выясняет их предельно жестко: на кону что-то вроде существования бессмертной души, и игра пошла в открытую - а как еще предстоять тому, кто, по твоему собственному ощущению, все знает, видит и т.п.? А, называя все своими именами, в том числе инкриминируемое Ему, не называть поименно участников событий глупо, мелко и безнравственно: весь смысл разговора ведь в том, чтобы все проговорить и договорить до конца, а там, - что будет, то и будет.
- Ваш поступок можно трактовать как крайне эгоистический: вам больно, вам необходимо сказать всю правду, а то, что эта правда задевает людей, живущих рядом, в сферу ваших размышлений не входило.
- Разумеется, эгоизм здесь присутствует: подставляя себя, я подставляю и других людей. Но так ли уж правы те, кто считает необходимым подавить в себе потребность в очищении - пусть даже немилосердным образом? Намного ли хуже тот, кто стремится через очищение найти основание - в том числе и нравственное - для дальнейшей жизни, в сравнении с тем, у кого такой потребности уже нет? Это вопрос открытый. Я не могу настаивать на своей абсолютной правоте, но утверждаю, что такая проблематика существует.
- Есть еще одна сторона проблемы: вы освободились, написав текст, но он мог существовать в виде красивой рукописи, которую прочтут ваши друзья и знакомые, однако вы решились на ее публикацию.
- Да, в разных контекстах текст существует по-разному. Когда мои друзья прочли рукопись, реакция была примерно одинаковой: вещь замечательная - публиковать не надо. А я подумал: если вещь замечательная, почему не надо публиковать? История литературы свидетельствует, что "вызывающие" тексты рано или поздно все же публикуются. У отчуждения произведения от его создателя есть своя внутренняя логика, и через какое-то время мне показалось, что мое произведение имеет право на публичное существование. Правда, когда спустя три года книга вышла, друзья прокомментировали это событие довольно сурово: поздравляем, но не одобряем.
- Последствия публикации оказались достаточно странными. Прочитав роман, я позвонил вам, и вы сказали, что после выхода книги у вас сильно поменялся круг общения. Причем отвернулись и те, кто описан вполне доброжелательно. Как вы объясняете это явление?
- Знать, недостаточно доброжелательно - по их мнению. Но вообще сейчас ситуация устаканивается. А "перепутаница" - взаимопроникновение и взаимовлияние искусства и жизни - одна из ключевых тем самого романа. Одним из важных мотивов, побудивших меня к его написанию, было именно ощущение превращения твоей собственной жизни в произведение искусства, когда ты начинаешь чувствовать себя в ней персонажем чужой постановки и твои поступки оказываются детерминированными логикой уже не твоей жизни и натуры, а этого произведения. Тут есть обреченность и "неестественность", и, стремясь к свободе и естественности, ты стремишься освободиться от этого морока; отчасти с этой целью создаешь произведение собственного искусства, но тут уже оно начинает влиять на твою жизнь. Такая вот карусель: "взаимовлипание" виртуального и витального составляют, мне кажется, важный элемент сегодняшнего сосуществования искусства и жизни.
- В круг вашего общения входили люди, составляющие сегодняшнюю интеллектуальную элиту. Меня удивляет, что они отбросили все эстетические рассуждения и отнеслись к вашему тексту как к нехорошему поступку.
- Я думаю, что людей не устроила сама "сверхзадача", которую я решал в тексте, - назвать вещи своими именами. В нашей жизни слишком много мифологии, поэтому установка на внелегендный, "непарадный" взгляд, мягко говоря, не приветствуется. Каждый человек, принадлежащий к творческой элите, создает свою легенду, в этом процессе иногда возникают взаимные претензии, но сор из избы не выносится. Возникла некая конвенция, которую все признают. Я эту конвенцию нарушил. Думаю, при всех моих чуть ли не признаниях в любви к своим друзьям, они себя увидели в романе не совсем такими, какими им хотелось бы быть в глазах публики, - есть у меня такая гипотеза, объясняющая, почему обиделись положительные герои.
Впрочем, все это теперь скорее их проблемы, и я не чувствую себя сильно виноватым: я не собирался их "подставлять", а просто был обречен рассказать "как было". Моя проблема - сыновья, и перед ними я действительно чувствую свою вину. Старшего, которому 16 и который все читает, я попросил не читать этот роман, и он обещал, а младший еще маленький. Остается надеяться, что они прочтут мои "страшные" откровения о своих ближайших родственниках в том возрасте, когда это чтение уже не травмирует их психику, и они смогут что-то понять и простить мне на основании собственного жизненного опыта, в том числе и опыта любви. А может, к тому времени случатся и перемены в общественной морали, в силу которых говорить о дурных поступках будет уже не настолько предосудительней, чем совершать их. Ведь реакция на мой текст позволила мне осознать серьезную, как представляется, угрозу "порядочной" жизни, заложенную, как бомба замедленного действия, в существующую мораль "порядочных людей", потому как чем большее количество "неприличных" поступков выводится из зоны артикуляции - из зоны приемлемого для обсуждения, тем больше возможностей для совершения таких поступков. То есть мы сплошь и рядом оказываемся в ситуации, когда можно делать всякие гадости ровно потому, что говорить о них "неприлично".
- Доносились ли до вас отголоски реакции людей, зла на которых вы не скрывали? Сергей Пархоменко, к которому ушла ваша жена, вас не вызывал на дуэль?
- Нет. Единственное, мне рассказали, что в бытность Пархоменко редактором "Еженедельного журнала" там была введена цензура на упоминание моего имени. А оно появлялось то в шорт-листе престижной премии Андрея Белого, то среди лауреатов модного фотоконкурса "Серебряная камера", то еще одна заметная книжка вышла - сборник ранней прозы "Невинность", не говоря уже про выставки и т.п., в общем, сотрудникам отдела культуры не раз приходилось "вымарывать" меня, "обходить" или старательно не замечать.
- Какую роль в вашей жизни играет любовь?
- Большую. Ей я обязан в числе прочего значительной частью того, что мне удалось сделать. Любовь, даже если она несчастная, возбуждает силы, которые формируют личность, в том числе и творческую: я это понял и почувствовал при первом же наплыве этого чувства в далекой молодости, поэтому всю жизнь охотно отдавался любви без оглядки и каких бы то ни было расчетов. Предназначение человека состоит, мне кажется, в том, чтобы прожить свою собственную жизнь - доверчиво и естественно, так что в моей системе координат просто нет никаких резонов, которые заставляли бы избегать любви.
- Вы верите в безответную любовь?
- Не уверен, что это вопрос веры: просто как раз мой случай. Бывало, меня любили, а я ни разу не смог ответить взаимностью, а те, кого я любил "по-настоящему", мне ни разу не ответили. Кстати, именно это в значительной степени извиняет в моих глазах действия моей жены и даже оправдывает их: если нет любви, а натура не склонна к преданности, то, действительно, зачем маяться, с какой стати┘
Но вообще, говоря о любви, трудно не влипнуть в пошлость. Давно ведь известно, что на эту тему все давно сказано. И так оно и есть. Просто все, что рассказано, рассказывает о случившемся с другими людьми. А когда это (что угодно) случается с тобой, хоть тресни, ты все переживаешь, как в первый раз. И оттого, что все написано про это, тебе не легче пережить измену и предательство любимой женщины. Будь иначе, никто и смерти не боялся бы - про нее ведь тоже все рассказано и написано; да и не было бы ее, потому как человечество давно уж сдохло бы со скуки. Но если ты не можешь не думать и не писать про все свои банальные радости или болячки - в том числе любовные, - твоя задача сделать это так, чтобы другие, которые тоже все знают "вообще", почувствовали себя лично задетыми (с любым знаком). В этом мне и видится главная задача искусства.
Дарья Гармоненко