Вопросы языкознания

Великий мастер языка.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

- Я думаю, каждый народ заслуживает того языка, на котором он разговаривает. Язык - самый яркий показатель состояния народа: нравственного, эстетического, исторического и т.д. Если вынести за скобки природные ресурсы, то мы будем вынуждены признать, что богатств у нас не так уж и много (я имею в виду богатства, которые мы можем разделить со всем человечеством). Одно из них - русский язык. Это удивительный резервуар, куда стеклись западные и восточные языки, где смешались высокий и низкий стили.

Русский язык очень хорошо отразил все перемены, произошедшие в стране. Мы имели деревянный советский язык, и вдруг в 90-е годы появился активный язык, выразивший желания человека. Это был большой шаг. Правда, если посмотреть на форму возникшего языка, становится жутковато, потому что это язык приблатненный. В нашей культуре, разумеется, существуют разные тенденции, но основной, увлекающей народ является культура придурков. Возьмем самые популярные фильмы и книги, самые расхожие песенки, мы увидим, что это описание теми или иными средствами состояния придурка: начиная с "Кавказской пленницы" и заканчивая поэмой "Москва-Петушки". Придурки - это юродивые современного розлива, но лишенные метафизического чердака. Главным героем стал человек, который может спастись лишь тогда, когда он уходит в глубокую несознанку. Это первый момент языкового пробуждения, имеющего и комическое, и мрачное проявления.

Второй момент - это требование вольницы и нежелание подчиняться какому бы то ни было порядку. Поэтому язык стал жадно вбирать в себя лексикологию наркоманов и бандитов. Смесь получилась яркая, столь же ярко она продемонстрировала, что страна в таком состоянии к европейским ценностям не имеет никакого отношения. Поэтому все потуги России в 90-е годы состояться в качестве европейской страны были обречены, преградой был сам язык. А беда заключается в том, что мир не ждет, он все время наращивает скорости. Вдруг мы обнаруживаем: нас обогнал Китай, который умеет не только работать, но и структурно думать. Российские идеалы - это идеалы своеобразной полярности, когда "да" и "нет" разлетаются на огромное расстояние, а потом соединяются: русский человек на один и тот же вопрос может дать и положительный и отрицательный ответ - ничего не изменится. Ситуация очень опасная: если не взяться за ум, страна может развалиться. Вопрос уже в том, есть ли за что браться.

- За этим стоит подростковое отношение к жизни с капризным меняющимся настроением: не буду этого делать, а другое тоже надоело. Такое мироощущение лучше всего передает блатной язык, ведь именно блатные в зоне ничего не делают.

- Это конструктивная программа в контрпродуктивном сознании. Например, в советское время бестселлер моего однофамильца "Москва - Петушки" воспринимался как песня протеста. Прочитав книгу сегодня, можно увидеть, что в ней содержатся все симптомы болезни народного сознания. Там не смирение, а высокомерие, там господствует не доброта, а злоба и агрессивность и т.д. В советскую эпоху это создавало иллюзию берлоги, в которой ты можешь спрятаться, но сейчас, когда ты имеешь возможность открыто заниматься чем хочешь, такое отношение к действительности означает торжество контрпродуктивного сознания. В этом нет нашей уникальности. Я несколько раз ездил на машине из США в Мексику. Едешь по Америке - все обустроено и продумано до мелочей, только переезжаешь границу - стоит мексиканка и в корыте стирает белье. А ведь в Мексике не было советской власти, все поощряло ее стать такой же, как Америка. Видимо, здесь одна из загадок народного сознания.

- Ситуация действительно очень непроста. Мне кажется, очень важно понять, что язык - это явление, не только отражающее действительность, но и ведущее нас за собой. Длящаяся дискуссия вокруг мата свидетельствует о том, что у нас так и не появился аппарат анализа. Русский мат - это архаические формы агрессии, с одной стороны, а с другой - проявление эротической жизни в ее первозданном виде. К тому же надо помнить, что это иронический язык аристократии, таких творческих натур, как Пушкин, Лермонтов, Барков, которые продемонстрировали, что агрессию можно окультурить, переиграть ее. Сегодня - в XXI веке - парламент самой большой страны в мире не может проанализировать это явление и стремится его просто запретить, а это то же самое, что попытаться запретить женщине носить грудь! Тут уже возникает не языковая проблема, а проблема ментальности. И Европа, и Америка справились с "грязными словами" именно на пути их разрешения; став легальным, этот язык утратил агрессивность и ушел в необразованные слои общества. В творчестве же он используется исключительно на ироническом уровне. Выходит, мы не можем справиться с матом так же, как за 500 лет не смогли справиться с водкой. Значит, нам надо задуматься о нашем предназначении в этом мире: неужели мы явились, чтобы быть предметом анализа того, как можно поддаваться искушениям и соблазнам, пропадая в них? С точки зрения философии можно сказать: ничего плохого в этом нет, пусть будет и такой народ. Но для нас за этой формулой стоит некая реальность: великая русская литература, мы создали европейский художественный авангард, сегодняшняя культурная жизнь в Москве очень активна, что приводит в полное изумление приезжающих иностранцев. Это на одном полюсе. На другом - государственные структуры, которые не могут проанализировать проблему мата. Если они не способны на это, можно себе представить, как они анализируют, к примеру, военно-политические проблемы.

- Сравнить можно все что угодно. Франция действительно активно оберегает себя от вторжения английского языка, но делает это она с умом. Там не запрещаются американизмы, а делается все для того, чтобы они не превращались в молодежный сленг. До конца с этим справиться невозможно, подобного рода сленг существует, но усилия всех направлены на погашение таких импульсов. Хорошая метафора - вторжение американских закусочных вроде "Макдоналдса". Их никто не закрывает, но французская культура их изолирует распространением своих ресторанов и кафе. Зачем французу идти в "Макдоналдс", если рядом масса заведений с хорошей кухней? На уровне письменной культуры существует уважение к французскому языку, который люди не хотят тупо засорять. Так и работает ненавязчивая образовательная программа. Здесь ключевой момент - осознанное уважение. У меня был замечательный эпизод, когда во Владимире я участвовал в пьянке с местной интеллигенцией. Перепады в разговоре были очень показательными. На уровне трезвости: Владимир - дыра, здесь жить невозможно. Выпили по полбутылки: Владимир - лучшее место, ваша Москва - страшная клоака. Пошла пьянка по-черному: Владимир - страшное место и т.д. Это типичный слоеный пирог, отражающий состояние русского сознания. Спросите любого человека, что он думает о русском языке, ответ будет: великий, могучий, самый лучший. Правда, в процессе ответа он продемонстрирует, насколько этот язык исковеркан. Здесь диалектика заключается в том, что при всей исковерканности русский язык все равно остается великим.

Французский язык очень силен, это один из самых мобильных и гибких языков в мире, он вытерпит и победит любые вторжения извне. Во Франции существует единое культурное поле, оно поддерживает чувство коллективизма. Если возникает некая культурная проблема, то интеллектуалов не нужно агитировать, любой корреспондент любой провинциальной газеты знает, что он должен участвовать в этом коллективном действии. Все укладывается в четкие картезианские рамки. Здесь же нет общего культурного поля. Раньше по причине всеобщей вялой оппозиционности можно было изображать единение, сейчас и этого нет. В такой ситуации защищать определенные ценности практически невозможно. Попробуй выступи - тебя тут же обвинят в том, что тебе нужно больше, чем остальным. В результате интеллигенция ничего толком не сделала, чтобы освободить Лимонова, не выдвинула никаких идей и не предприняла никаких действий, чтобы противостоять законопроекту о языке. Зато мы наблюдаем группу интеллигентов, которая вьется вокруг властных структур и, поедая кремлевские бутерброды, о чем-то с властями разговаривает. Почти невозможно себе представить ситуацию, когда, скажем, Татьяна Толстая выступит по какой-то проблеме, а Акунин, Пелевин, Сорокин тут же отзовутся. На культурном поле мы пропускаем все мячи, к тому же сетка в воротах оказывается рваная, куда эти мячи улетают, мы вообще не знаем.