Андрей Серенко Похоже, магические практики становятся неотъемлемой частью юных постсоветских демократий, испытывающих исторические комплексы. Сносы памятников, перемещения останков – это не просто эксгумационные работы в интересах нового архитектурного облика. Это демонстрация контроля над «неживым» политическим пространством России, а через это – и ограничение такого контроля со стороны Москвы.
Контроль над мертвыми становится сегодня одним из важнейших вопросов политической повестки дня как внутри России, так и в бывших странах социалистического блока. В России совсем недавно перезахоронили прах белых генералов Антона Деникина и Владимира Каппеля, останки императрицы Марии Федоровны, ведется речь о перемещении в РФ гроба барона Петра Врангеля. По замыслу авторов проекта переноса гробов, тем самым осуществляется примирение различных эпох российской истории.
Политическая некрофилия охватила и «просвещенные» народы Восточной Европы, семимильными шагами идущими к развитой демократии. Инцидент с Бронзовым солдатом в Эстонии, объявление войны советским памятникам и кладбищам в Польше, создание специальной комиссии по работе с памятниками на Украине, похожие события в других странах бывшего Варшавского договора – все это свидетельствует, что проблема контроля над мертвыми становится одной из актуальных политических задач не только российской, но и европейской политики.
Как в России, так и в целом ряде восточноевропейских стран сегодня формируется параллельное неживое политическое пространство. Это отнюдь не банальная «территория памяти», напоминающая большой постсоветский музей-кунсткамеру. Это новое политическое пространство конструируется вполне живыми политическими силами для решения политических задач с помощью тех, кого уже нет с нами. Это напоминает настоящий магический ритуал.
Ожившие «мертвые души» сегодня стали участниками самых что ни на есть живых избирательных кампаний, политических спекуляций, геополитических тяжб. Стремясь к сохранению власти над пока еще живыми избирателями, партийные бонзы «Единой России», КПРФ, «Справедливой России» etc. фактически создают новую параллельную партию – «Неживая Россия», записав в нее и генерала Деникина, и императрицу Марию Федоровну, и тысячи солдат с Мамаева кургана и Тынисмяги. Их фамилий не будет в списках избирателей новой Госдумы и президента страны, но тем не менее именно их голоса могут оказаться главными при решении задачи преемственности власти. Потому-то партийные функционеры и политтехнологи бьются сегодня за голоса не только живой, но и мертвой России.
Одновременно набирает силу внешнеполитическая некрофилия и некрофобия на западных рубежах Российского государства. Политические деятели некогда братских народов Прибалтики и Восточной Европы, отчаявшись в реальности избавиться от нависающей с востока газораспределительной Московии с помощью НАТО и компонентов американской ПРО, похоже, сублимируют страх перед живой Россией в борьбу с Россией ушедшей – с памятниками погибших советских солдат, с советскими военными захоронениями.
Чем сегодня представлено российское политическое присутствие в Восточной Европе? Только двумя факторами – газовыми трубами и советскими памятниками. Других форм реального присутствия у Москвы сейчас нет. Сопротивляться российскому газовому присутствию политические деятели молодой Европы в силу понятных причин не могут. Поэтому остается только асимметричный ответ – компенсировать живую зависимость от газовой диктатуры Кремля сносом советских памятников. Война с мертвыми как ответ на вызовы живых – уже реальность.
Дарья Гармоненко