Милрад Фатуллаев В октябре 2002 года главы Ингушетии и Северной Осетии–Алании по прямому указанию президента России Владимира Путина подписали соглашение между двумя республиками, направленное на урегулирование последствий осетино-ингушского конфликта, уже 160-е (!) по счету. Первым делом решили отказаться от упоминания самого слова «конфликт». Затем ликвидировали Черкменский пост на границе двух республик: ингуши получили возможность свободно приезжать во Владикавказ. Впрочем, проживать здесь они по-прежнему не могут.
Прошло больше года после подписания соглашения. За громкими заявлениями – вялотекущий процесс. При этом многие осетины не против возвращения ингушей. «Отношения за последнее время заметно потеплели, – заявил корреспонденту «НГ» глава администрации селения Майское Пригородного района Микаил Темирзаев. – Но процесс возвращения ингушей сознательно торпедируется, и конца ему по-прежнему не видно. С 1997 года в свои дома вернулось только 4 ингушские семьи из 257. Во многие села, например, Октябрьское, Ир, Камбелеевка, Редант, Терк и другие, ингуши не могут вернуться – не пускают».
То есть соглашение есть, но на деле реализуется «восточная политика»: хорошие президенты говорят правильные слова и подписывают справедливые указы, а неизвестные (или известные) нехорошие люди на местах их не выполняют. Совершенно неэффективной оказалась многолетняя работа представительства президента РФ по урегулированию конфликта. По сути, и соглашений никаких не надо было, если бы представительство выполняло свои прямые функции, имея определенные полномочия от федерального Центра.
Непонятно, например, чем руководствовался спецпредставитель президента РФ по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта Алексей Кулаковский, когда говорил, что «на сегодняшний день погашены все задолженности по выплатам за разрушенное имущество», если для беженцев по-прежнему остается проблемой получить справку о месте проживания. А от нее зависит получение паспорта и компенсации, не говоря уже о самом возвращении в родные дома. «Особые» подходы к разрешению проблемы у полпреда в ЮФО Виктора Казанцева: он предложил беженцам селиться в домах русских, в разные годы выехавших из Пригородного района.
Как и год назад, почти 28 тысяч ингушей не могут вернуться в свои дома. Причина старая: власти Осетии предлагают беженцам разместиться на свободных участках или, получив компенсацию за утерю жилья и имущества, купить либо построить дом на новом месте. Беженцы же настаивают на возвращении только в свои дома, но в них уже несколько лет проживают осетины, жертвы другого конфликта – грузино-осетинского.
«В этом селе на двух улицах жили одни мои родственники – однофамильцы. Даже улица носит имя нашего предка, – говорит Иса Плиев из селения Ир. – Мы хотим восстановить свои дома только на этой улице, даже если нам не дадут за это компенсации».
Большая часть беженцев обосновалась в палаточных городках в Ингушетии или живет у знакомых и родственников. В самом Пригородном районе, между автотрассой и железной дорогой у поселка Майское стихийно возник городок беженцев из почти двух сотен скученных железных вагончиков. Он не имеет официального статуса пункта проживания временных переселенцев, городка нет на карте, и – что самое важное – этих людей нет в списках местной администрации.
На что и как здесь живут люди, понять сложно. Городок нелегальный, его жители не имеют статуса беженцев, потому помощи ждать не приходится ни от властей, ни от гуманитарных организаций. Здесь ни разу не побывали сотрудники представительства президента РФ по вопросам урегулирования конфликта. Нужда заставила людей самовольно подключиться к энерго- и газоснабжению соседнего поселка Майское, все эти годы расплачивающегося за неплатежеспособных беженцев.
«Во всей стране коммунальные службы дотируются государством, – говорит Тумирзаев. – Мы же за десять с лишним лет не получили ни копейки, в ЖКХ нас просто не слушают. За себя и беженцев платим сами. Все оттого, что власти Осетии не обращаются в Москву с предложением придать городку статус лагеря для перемещенных лиц, не хотят его легализовать. Беженцев понять можно, у них нет средств на оплату электричества, нет даже счетчиков в вагончиках. Бедственное положение может подтолкнуть людей к стихийным выступлениям, как это уже было, когда перекрывалась федеральная автострада. И пока вопрос о статусе поселения не будет решен, конец их лишениям не наступит».
За десятилетие после окончания конфликта в семьях беженцев подросли дети. Арипу Мальсагову уже 20. «Ему скоро жениться, – улыбается глава семейства Магомед, – а у него своего вагончика – и того нет. А чтобы найти работу, нужно ехать либо в Ингушетию, либо куда подальше. Ребята – еще ладно, а девочкам каково? Все приданное – только беды да головная боль».
После конфликта 1992 года в Северную Осетию вернулось всего 20% ингушей. Прошедший год картины не изменил. Очевидно, что при таких темпах на «закрытие темы» ингушских беженцев Пригородного района потребуется несколько десятков лет. Впрочем, подписывая 160-е соглашение между Ингушетией и Северной Осетией, стороны так и заявили: для окончательного разрешения проблемы Пригородного района, возможно, потребуется 30 лет.
Дарья Гармоненко