Сергей Фирсов НЕТ, пожалуй, в отечественной истории XX столетия имени, более скандального и неоднозначного, чем имя Льва Давидовича Троцкого. Один из вождей Октябрьской революции, председатель Реввоенсовета республики в годы гражданской войны, наиболее влиятельный член ленинского Политбюро, вплоть до перестройки Троцкий оценивался сугубо отрицательно, как враг. Не случайно даже его биография не помещалась в советских энциклопедических словарях и справочниках, писалось лишь о "троцкизме" - "враждебном ленинизму течении в рабочем движении, разновидности мелкобуржуазного оппортунизма".
ИДЕОЛОГ РЕВОЛЮЦИИ
В условиях постсоветской действительности, когда влияние Церкви на общество неизмеримо выросло, Троцкий стал восприниматься через призму его послереволюционного богоборчества, в отношении Церкви действительно кровавого и беспощадного. Но парадоксально вовсе не это - отрицательное отношение людей верующих к Троцкому-богоборцу вполне объяснимо и оправданно. Парадоксально то, что среди считающих себя православными есть те, кто противопоставляет "душегуба" Троцкого, "раскаявшемуся разбойнику" Сталину, человеку "православному".
Крайний этатизм сегодняшних ненавистников Троцкого, противопоставляющих его государственнику Сталину, понятен и прост, он выводится из старых, коммунистического покроя схем, ведь по официальной советской версии троцкисты и их лидер утверждали, что если социалистическая революция не произойдет на Западе в ближайшее время, то диктатура пролетариата в СССР либо падет, либо переродится в буржуазное государство. Воинствующий интернационализм Троцкого легко противопоставить сталинскому национализму и увязать с идеей государственного "самодержавия", а также с возрожденным вождем, после побед над врагами, православием. И хотя наиболее страшное для судеб и Русской Церкви, и всех прочих религиозных конфессий СССР предвоенное пятнадцатилетие мешает идеальной картине, итог все же впечатляет: именно в сталинскую эпоху сложилась советская модификация уваровской триады.
Мог ли Троцкий, если на минуту представить его победителем во внутрипартийной борьбе, осуществить подобное восстановление? Вопрос откровенно риторичен. Он был новатор, а не революционный "реконструктор", восстановление "форм государственности" было не в его характере. И если в манерах бытового поведения, в портретах коммунистических лидеров СССР проявлялась статичность как признак сакральности, то представить "статичного" Троцкого просто невозможно. Даже его портреты не каноничны (в большевистском смысле этого слова).
Разумеется, история не имеет сослагательного наклонения, тем более что некоторые исследователи склонны видеть в Троцком еще большего, чем Сталин, максималиста. И все-таки, не опровергая приведенного выше мнения, хотелось бы вспомнить слова самого Троцкого, сказанные им в начале 1920-х гг.: "Революция терпела в международном масштабе поражение за поражением, и оттяжка шла на руку национальному реформизму, автоматически укрепляя сталинскую бюрократию"; "протест против теоретической требовательности марксизма и политической требовательности революции, - писал Троцкий о Сталине и его команде, - постепенно принимал для этих людей форму борьбы против "троцкизма". Под этим флагом шло освобождение мещанина в большевике". Идейный максимализм Троцкого (вне этической оценки его идей) противостоял прагматическому реализму Сталина, укреплявшему собственное самодержавие. Такой максимализм, думается, никогда не достиг бы сталинской степени воплощения.
Собственно, и антирелигиозная политика Троцкого базировалась на марксистских принципах, поступиться которыми было выше его сил. Не имея возможности подробно описывать эти принципы, хочется заметить, что сказанное выше - всего лишь констатация, а не попытка как-либо реабилитировать безбожника Троцкого. Более интересно и актуально, как мне кажется, проследить основные этапы складывания религиозных (точнее сказать, антирелигиозных) взглядов Льва Давидовича, понять, почему он заслужил сомнительную репутацию одного из самых ярых безбожников молодой страны Советов.
КАК ФОРМИРОВАЛОСЬ ЕГО МИРОВОЗЗРЕНИЕ?
Как известно, большую роль в воспитательном процессе играет семья. И хотя в русской истории есть множество примеров, свидетельствующих, что религиозность родителей не всегда оказывалась фактором, позитивно влиявшим на религиозность детей, все-таки важно, как представляли себе Бога и мир воспитатели будущего политического вождя. Родители Троцкого, как он сам вспоминал много лет спустя, не были религиозными людьми. "Сперва видимость ее еще держалась по инерции: в большие праздники родители ездили в колонию в синагогу, по субботам мать не шила, по крайней мере открыто. Но и эта обрядовая религиозность ослабевала с годами, по мере того как росли дети и рядом с ними благосостояние семьи. Отец не верил в Бога с молодых лет и в более поздние годы говорил об этом открыто при матери и детях. Мать предпочитала обходить этот вопрос, а в подходящих случаях поднимала глаза к небесам".
Как видим, Троцкий пишет о падении в его семье "обрядовой религиозности" по мере роста благосостояния, иначе говоря, бытие определяет сознание. Этот формально-марксистский прием столь наивен, что говорить о нем особо не стоит, важно лишь заметить - умный, глубокий аналитик в религиозных вопросах, Троцкий оказывается вульгарным социологизатором. Схематичное мышление в религиозной области не было чем-то особенным, отличавшим Троцкого от других марксистов. Просто он в отличие, например, от Ленина оставил воспоминания, в которых мы можем прочитать о его, Троцкого, нравственном становлении, моральных переживаниях и тревогах.
Впрочем, в его идейном взрослении не все было так прямолинейно. Да и родители, несмотря на свою религиозную "теплохладность", хотели видеть сына человеком религиозно (и соответственно национально) образованным: отец, желая, чтобы сын знал Библию в подлиннике (на иврите), организовал ему частные уроки. Правда, занятия длились всего несколько месяцев и не укрепили юного ученика в вере отцов. Совершенно бесследно прошли для него и гимназические уроки Закона Божия. Ученикам-евреям на русском языке преподавалась Библия и история еврейского народа, но... "этих занятий никто не брал всерьез". Однако Троцкий навсегда запомнил "замаскированные гнусности" гимназического учителя истории по отношению к полякам, "злобную придирчивость" преподавателя французского к немцам "и покачивание попика головой по поводу "еврейчиков"".
Формируясь как личность, как революционер-материалист, Троцкий рано пришел к заключению о превосходстве закона над фактом, общего над частным и теории над личным опытом. С годами это заключение только укреплялось. Проще говоря: схематическое восприятие жизни, оценка прошлого и настоящего в соответствии со строгими марксистскими императивами. Однако сводить все к схеме будет неверно. Любознательный от природы, Троцкий с ранней юности интересовался предметами, которые ныне принято обозначать как общественные науки. В своих первых тюремных "университетах" Троцкий среди других книг прочел четыре Евангелия, причем на иностранных языках (немецком, французском, английском и итальянском). Именно в одесской тюрьме, в библиотеке которой находились консервативно-исторические и религиозные журналы, Троцкий "с неутомимой жадностью" проштудировал множество богословских трудов.
"Я знал все секты и все ереси старого и нового времени, все преимущества православного богослужения, самые лучшие доводы против католицизма, протестантства, толстовства, дарвинизма", - писал Троцкий много лет спустя. Апологетическая литература не произвела на него никакого впечатления, аргументы, приводимые тогдашними богословами в утверждение тех или иных истин, его не удовлетворяли. Там, в тюрьме, Троцкий вел богословские споры с жандармским унтер-офицером, аттестованном им "жадным, лживым, злобным, начитанным в священных книгах и благочестивым до крайности". Показательно, что Троцкий как бы не видел противоречия в соединении лживости и благочестия, очевидно, полагая, что одно другому не помеха.
Впрочем, как бы то ни было, Лев Давидович читал религиозно-богословские книги, хотя они и казались ему пустыми. Идеологический борец прежде всего, Троцкий старался хорошо готовиться к встрече с "клерикализмом", который ненавидел со всем жаром революционера-марксиста. Эта ненависть и презрение дали себя знать при оценке Троцким факта отлучения в феврале 1901 г. Льва Толстого. Перечислив ставившиеся в вину Толстому религиозные прегрешения, Троцкий резюмировал: "Бородатые и седовласые митрополиты, Победоносцев, их вдохновляющий, и все другие столпы государства, считавшие нас, революционеров, не только преступниками, но и безумными фанатиками, а себя представителями трезвой мысли, опирающейся на исторический опыт всего человечества, - эти люди требовали от великого художника-реалиста веры в бессеменное зачатие и в Святой Дух, передающийся через хлебные облатки. Мы (ссыльные революционеры. - С.Ф.) читали и перечитывали перечень лжеучений Толстого - каждый раз со свежим изумлением и мысленно говорили себе: нет, на опыт всего человечества опираемся мы; будущее представляем мы, а там, наверху, сидят не только преступники, но и маньяки. И мы чувствовали наверняка, что справимся с этим сумасшедшим домом".
ТАКТИКА БОРЬБЫ
После революционных потрясений 1917 г. и гражданской войны Троцкий получил возможность применить свою (а точнее сказать - марксистско-ленинскую) схему церковно-государственных отношений в жизни. Православную Церковь он, как и Ленин, считал феодальной организацией, т.е. политическим анахронизмом. В марте 1922 г., затрагивая в специальной записке тему церковного раскола, Троцкий подводит под него настоящий идеологический фундамент, вспоминая историю Реформации в Европе и называя ее приспособлением Католической Церкви к нуждам зарождавшегося буржуазного общества. В России Церковь не была буржуазной, лишь после победы Октября, полагал Троцкий, в ней начинает формироваться буржуазное ("сменовеховское", по его терминологии) крыло. В интересах пролетарского государства - поддержать это крыло, противопоставив его другому, монархически-черносотенному. Троцкий прекрасно отдавал себе отчет в том, что будущее "сменовеховских" попов неперспективно, но, не путая стратегию и тактику, считал правильным раньше времени не выдавать партийные цели.
Cегодня выгодны церковные "революционеры", значит, их надо аккуратно поддержать, проще говоря - разделяя властвовать. В то время, в начале 1920-х гг., постановления Политбюро ЦК, регламентировавшие антицерковную политику большевиков, фактически писались или инициировались Троцким; как пишут современные исследователи, "и идейная разработка, и кадровые назначения, так же как сама инициатива и "бешеная" энергия в ее осуществлении вместе со стратегией и тактикой, - все исходило от Льва Давидовича, поистине одержимого желанием отнять золото, расстрелять попов, ограбить даже и самые бедные храмы".
Но почему, собственно, Лев Давидович, почему именно он "одержимый"? Поставив так вопрос, сразу понимаешь его сложность. Думается, не будет ошибкой заявить, что Троцкий не был даже "первым среди равных", богоборческую "пальму первенства" объективности ради необходимо присудить Ленину. Однако он являлся признанным знатоком марксистской теории, умеющим частное отделять от общего, а также проверенным гражданской войной талантливым "практиком". Соединение этих двух начал и позволило ему при откровенной поддержке Ленина стать ответственным за идеологический участок коммунистического строительства.
ТРОЦКИЙ И ЦЕРКОВЬ
Знал ли Троцкий реальное, а не схематическое состояние дел Православной Церкви того времени, понимал ли, что насилие - не метод решения мировоззренческих споров? Как мне кажется, в тех условиях, в условиях только что состоявшейся победы в гражданской войне ("исторического чуда", по слову Ленина), установление контроля над Церковью путем разделения духовенства на "хорошее" и "плохое" представлялось временной мерой, для осуществления которой вполне подходит схема "феодальная Церковь-Церковь Реформации". Насилие после стольких лет войны (ведь Россия воевала с 1914 г.) не воспринималось, как ни прискорбно это говорить, в качестве общественной патологии (к тому же не будем забывать заявления Троцкого о маньяках). Следовательно, все зависело от того, насколько последовательно большевики будут выполнять свои собственные программные заявления о борьбе с религией.
Впрочем, как это всегда бывает, жизнь внесла коррективы в начатый Лениным и Троцким процесс систематического богоборчества. С апреля 1923 г. больной Ленин оказался фактически не у дел, а Троцкий чем дальше, тем больше становился политическим аутсайдером. Его детище - обновленческая Церковь, после освобождения из под стражи Патриарха Тихона в июне 1923 г., оказалась исключительно уязвлена. Политические враги Троцкого стремились скомпрометировать его любыми способами, в том числе и ломая его церковную политику. В 1927 г., когда "тихоновцы" в лице митрополита Сергия (Страгородского) были легализованы, Троцкий окончательно потерял влияние, будучи исключен из партии.
...Если верно утверждение, что начатая в 1923 г. борьба против обновленчества оказалась частью общей борьбы против левого радикализма начала революции, а прекращение государственной поддержки обновленчеству оказалось незаметным событием первостепенной важности, то также верна и характеристика Троцкого как инициатора, локомотива обновленчества - леворадикального течения в Церкви. Убежденный атеист, Троцкий в качестве идеолога-практика вполне может быть назван "созидателем разрушения". Не случайно один остроумный ученый назвал обновленчество "церковным троцкизмом"! В условиях стабилизации советского общества, когда никто не мог представить грядущего кошмара сталинских антицерковных и антирелигиозных репрессий и когда новая (но не последняя) фаза воинствующе-богоборческого национал-большевизма еще не наступила, Троцкий - представитель и культовый герой вечной революции, а равно и его религиозная политика были признаны опасными и... вынесены за скобки политической жизни СССР.
Грядущим трагедиям предстояло по новой переродиться в фарс, а Троцкому стать главным антигероем первой в мире страны победившего социализма, заняв в советской мифологии место "демона коммунизма".
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко