Олег Никифоров
На фото вице-канцлер и министр экономики Германии Зигмар Габриэль. Фото Reuters
Не успел немецкий вице-канцлер и министр экономики Зигмар Габриэль похоронить единственный проект немецкого военно-промышленного комплекса (ВПК) в России – учебный центр боевой подготовки в Мулине, который должен быть построен немецким оружейным концерном Rheinmetall для нужд российской армии и договор о котором был заключен еще несколько лет тому назад (то есть не подпадал под санкции Евросоюза), как рейтинг Социал-демократической партии Германии (СДПГ) немного подрос. Но тут же опустился до тех самых 24–25%, где пребывал последние месяцы.
Нельзя не заметить, что подобная «антивоенная» акция вызвала одобрение левых и зеленых партий. Конечно, они надеются, что за этим ударом по немецкому ВПК последуют и другие, которые приведут к прекращению поставок в кризисные регионы. Речь идет в первую очередь о танках «Леопард» для некоторых государств Ближневосточного региона. Или о немецких подводных лодках, которыми интересуются как Индия, так и Пакистан. Но, как говорится, поживем – увидим.
Пока же реальным следствием подобных шагов руководства СДПГ становится отход от наследия таких немецких политиков, как Брандт и Шредер, формулировавших и осуществлявших новую восточную политику. Как отмечает в этой связи немецкая газета Welt, происходит подмена прежней политики «Изменение через сближение» – новой политикой «Изменение через дистанцирование». Не будет преувеличением сказать, что это шаг к холодной, а может быть, и к горячей войне, поскольку холодная война не всегда является прелюдией к миру, но всегда предваряет вооруженные конфликты. В любом случае позиции европейского политического лидера, которые Германия занимала благодаря особым отношениям с Россией, будут утеряны.
Вряд ли стоит отрицать, что события в современном сверхтехнологичном мире зачастую развиваются в той логике, когда любая публикация в социальных сетях любого анонимного пользователя может повлечь за собой реакцию таких крупных политических ведомств, как американский Госдеп. В этом плане, несомненно, выступление президента Путина 18 марта нынешнего года, посвященное крымскому вопросу, многими воспринимается как декларация намерений российского государства и не всегда правильно интерпретируется.
Понятно, что выход «крымского конфликта» за пределы полуострова и распространение конфронтации между частью украинского населения и киевской властью на другие регионы связаны не только с ошибочной политикой Киева, но и с произвольной интерпретацией рядом антикиевских лидеров этой мартовской речи российского президента. Как отмечает в этой связи Кристоф Хассельбах, обозреватель немецкого агентства Deutsche Welle, «крымский гамбит был обращен к тем субъектам, от которых зависит глобальный порядок вещей. Главным побудительным мотивом, без сомнения, было обеспечение присутствия российского флота на Черном море и недопущение вступления Украины в НАТО. Отказ играть по навязываемым правилам и резкий ход во имя защиты стратегических интересов и укрепления позиций – шаг рискованный, но просчитываемый, в реалистическом духе всей политики Путина».
Однако, по мнению немецкого аналитика, затем Кремль вступил на другое поле: «Знаменитая речь 18 марта – произведение выдающееся с точки зрения ораторского искусства, но уже не реалистического, а национально-романтического жанра. Внесение в политику идеологии, тем более романтического национализма, – шаг обязывающий, даже связывающий руки. Прагматик-реалист гибко реагирует на изменение обстановки. Если что-то не приносит желаемого результата – можно отступить, переосмыслить тактику и приняться решать проблему заново».
Ясно, что в этих условиях санкции со стороны Запада должны были удержать Россию от опрометчивых шагов и оказать сдерживающее влияние на сепаратистов. Запад по стратегическим и моральным соображениям заинтересован в неделимой Украине. В этом плане, однако, как правильно отмечает Лиане Фикс, эксперт Немецкого общества внешней политики, в интервью тому же Deutsche Welle, существует опасность перегнуть палку с санкциями и загнать Путина в тупик.
Не случайно, что в своей мартовской речи Владимир Путин подчеркивал: «Пресловутая политика сдерживания России, которая проводилась и в XVIII, и в XIX, и в ХХ веках, продолжается и сегодня. Нас постоянно пытаются загнать в какой-то угол за то, что мы имеем независимую позицию, за то, что ее отстаиваем, за то, что называем вещи своими именами и не лицемерим. Но все имеет свои пределы. И в случае с Украиной наши западные партнеры перешли черту, вели себя грубо, безответственно и непрофессионально».
Можно согласиться с Хассельбахом, «когда на вооружение берется романтическая риторика, пусть даже с инструментальными целями, она затрагивает глубоко эмоциональные струны общества. Возникает сильный элемент иррационализма вплоть до национальной экзальтации».
Я понимаю, что мартовская речь Путина касалась не только внешней политики – она была направлена как раз на широкие слои российского общества для решения проблемы его единения, то есть сугубо внутриполитической задачи. И эта цель была достигнута, поскольку, согласно последним опросам Левада-Центра, поддержка российского президента уже достигла 87%. В этой атмосфере, опираясь на поддержку самых широких слоев избирателей, Путин в принципе в состоянии провести многие реформы – и общества, и экономики.
Но надо понимать, что фактор внешней угрозы не может использоваться слишком долго. Или народ устает и перестает реагировать так, как хотелось бы власть имущим, или население приходится стимулировать уже с помощью сугубо антидемократических рычагов. А это означает для России возвращение на десятилетия назад. Хочется верить, что Запад, несмотря на всю нынешнюю пропагандистскую накачку, не заинтересован в реальном превращении России в «империю зла». Это было бы катастрофой не только для России, но и для всего остального мира.
Дарья Гармоненко