Юрий Чайка обнаружил в гражданском обществе серьезную угрозу для силовых структур страны. Фото РИА Новости
Генеральный прокурор России Юрий Чайка, выступая в субботу в Совете Федерации, заявил о недопустимости давления на правосудие со стороны гражданского общества. Таким образом, он обозначил свою проблему: даже малейшая активность нынешних неокрепших элементов гражданского общества якобы представляет угрозу таким укорененным в государстве структурам, как силовые ведомства. Эту угрозу чувствуют не только прокуроры. В субботу же столичный Совет судей призвал не ставить под сомнение профессионализм служителей Фемиды. А МВД и Минюст демонстративно взяли под крыло фигурантов американского «списка Магнитского». Между тем эксперты подчеркивают, что требования более справедливой процедуры следствия и более объективных судебных решений не имеют ничего общего с давлением на систему правосудия.В Совете Федерации у Юрия Чайки поинтересовались: что он думает по поводу независимых расследований, учиняемых время от времени правозащитниками? Главным образом – общественных слушаний и экспертиз по резонансным уголовным делам? Генеральный прокурор решительно осудил эти прискорбные явления: «Каждый должен заниматься своим делом. Когда институт гражданского общества проводит ревизию приговора суда, на мой взгляд, это просто недопустимо». Правда, он тут же оговорился: мол, «нет ничего необычного в том, что гражданское общество высказывает свою позицию по тому или иному событию или уголовному делу». Но оговорка, как выяснилось, призвана была всего лишь ярче высветить главный тезис: «Но вмешиваться, давить на следствие – категорически запрещено». Генпрокурору вполне достаточно научно-консультативного совета из 50 человек, работающего в ведомстве: «Мы всегда выслушиваем их мнение, учитываем его. Тут никаких проблем нет».
От кого защищается Юрий Чайка и насколько велика угроза Генпрокуратуре со стороны гражданского общества? Кто угрожает генпрокурору – президентский Совет по правам человека, расследование которого по делу аудитора фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского никак не отразилось на процессе в Тверском суде? Власти проявляют беспокойство по поводу мифического давления, в то время как гражданское общество только-только начинает осознавать себя субъектом политики. А не объектом бесконтрольного давления со стороны чиновников и правоохранителей. Спроси любого человека – кто влиятельнее: судья или правозащитник. Ответ предсказуем. У любого участкового больше власти, чем у какого-нибудь общественника, даже возглавляющего крупную организацию активных граждан.
В унисон с Юрием Чайкой выступил в субботу и глава МВД РФ Владимир Колокольцев. Бывших и действующих сотрудников своего ведомства, включенных американцами в «список Магнитского», он успокоил – внесудебные решения не повлекут для них никаких последствий на территории России: «Я хотел бы вас, во-первых, просто поблагодарить за ту работу, которая была проведена, за ту принципиальную позицию, которую вы в ходе проведения этой работы своими действиями проявляли». Казалось, еще немного, и участники расследования по нескольким «делам Магнитского» будут представлены к наградам. «Те сотрудники, которые заслуживают продвижения по службе в связи с их профессиональными навыками, будут продвигаться», – заверил своих коллег Колокольцев. В том же ключе выступил в тот же день и министр юстиции Александр Коновалов.
Представители судейского сообщества не отставали от силовиков. Замглавы Мосгорсуда, председатель Совета судей Москвы Галина Агафонова прямо заявила: «Я считаю, что вся эта история имеет политические подоплёки (стиль сохранен. – «НГ»), что к правосудию не имеет ровным счётом никакого отношения. Мы как всё единое судейское сообщество поддерживаем своих коллег и считаем, что они абсолютно правы и все мы правы. И считаем, что оснований к тому, чтобы и дальше переживать, не имеется».
Нетрудно заметить синхронность всех этих высказываний. Последовали они в выходной день, ставший, по случаю Дня парламентаризма, рабочим для правоохранительных структур. Что, по-видимому, не случайно: пятница была отдана обсуждению прямой линии президента. Прискорбным назвал этот совместный залп по институтам гражданского общества член президентского Совета по правам человека, профессор кафедры конституционного и муниципального права Высшей школы экономики Илья Шаблинский: «Самая большая проблема в России – отсутствие независимого суда. И, разумеется, никакими законами не запрещено в России структурам гражданского общества проводить какие угодно общественные расследования». Давить на суд, подчеркивает собеседник «НГ», может только структура, имеющая силовой ресурс исполнительной власти: «Конечно, общественное мнение может оказывать какое-то моральное воздействие на прокуратуру. Но оно несопоставимо с тем воздействием, которое оказывают на судей силовые структуры, обладающие ресурсом принуждения». Добавим: не только силовики, но и чиновники, имеющие в своем распоряжении не меньшие рычаги влияния. В любом случае суд сам принимает решение, указывает Шаблинский: «Он вправе не принимать во внимание такие расследования».
Следователей по «делу Магнитского» в МВД успокоили и обнадежили. Кадр из программы «Вести в субботу» |
Напомним, что по «болотному делу» пока вынесен только один приговор. Если было давление – где оно? Как отразилось на приговоре? Да никак – Следственный комитет его явно не испытывал. Кстати, глава СКР Александр Бастрыкин никаких заявлений по этому поводу пока не сделал.
Между тем фраза Чайки о недопустимости давления на суд гражданского общества требует юридического анализа. Поскольку в определенный момент законодатели могут дополнить Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы соответствующими статьями, которые окончательно выведут отечественную судебную систему, и без того наделенную сверхсильными полномочиями, из-под любого общественного контроля. Что мешает, к примеру, официально запретить критику следствия или судебных решений в СМИ – по принципу запрета на «пропаганду» гомосексуализма?
Возникает вопрос: в какой момент гражданское общество «переступает черту»? Например, является ли давлением требование общественности объективного, всестороннего и справедливого судебного разбирательства. Ведь само обозначение такого рода требования выглядит недоверием суду – получается, что судьи рассматривают дела необъективно, а решения выносят несправедливые. Допустим, идет процесс, и у граждан возникает подозрение, что вызвали не тех свидетелей, – так что, они должны молчать об этом?
В беседе с «НГ» сопредседатель партии РПР–ПАРНАС Борис Немцов рассказал, как часто суд отказывался рассматривать материалы, свидетельствующие в пользу оппозиции: «Гражданское общество не давит на следствие. Оно возмущено отсутствием нормального суда. Есть расправы, есть политические заказы, есть неквалифицированные расследования, лжесвидетельства – на все это и реагирует гражданское общество».
Судья Конституционного суда в отставке Тамара Морщакова уверена – критика судебных решений не может квалифицироваться как давление: «Судьи часто не желают слушать очевидцев. Между тем в ходе судебного процесса всегда можно делать разного рода заявления. Например, закрыли зал суда – что же, надо об этом молчать? Говорить об этом можно и нужно. Если суд отказывает в удовлетворении всех ходатайств, это не может не вызывать как минимум сомнений в его объективности». Кстати, это обстоятельство может послужить основанием для отвода судьи в ходе процесса, заметила Тамара Морщакова: «Суд может обнаружить признаки необъективности. Процедурные нарушения не должны иметь место. Если судьи закроют двери залов и будут рассматривать дела в кабинетах – процесс перестанет быть прилюдным. В зале должна присутствовать публика. Общественность должна знать детали процесса. В отношении правосудия говорят: оно должно не только вершиться, но и быть гласным».
Судя по всему, общественный контроль, и без того часто весьма условный, становится для правоохранительных органов костью в горле. Очевидно, что они поняли выступление президента как отмашку на избавление от этого контроля. Только кому будет от этого польза? Государство не может монополизировать права на правосудие. Легитимность этому институту придает только доверие граждан. Без общественного контроля такое доверие не возникает.