По данным ЦБ и МЭРТа, реальный курс рубля вырос в январе–марте к доллару США на 5,3%, к евро – на 6,1%, а реальный эффективный курс рубля к корзине валют государств – основных торговых партнеров России за это же время вырос на 4,7%. Невольно вздрогнешь – каким образом среднее двух величин может быть вне интервала, образуемого ими. Может быть у России есть некий основной торговой партнер, у которого национальная валюта в этот период резко возросла относительно доллара и евро? Такового нет. Но тогда официальный результат усреднения невозможно получить при расчете как среднеарифметического, так и «геометрического средневзвешенного», причем не только в евклидовом, но и в неевклидовом пространстве.
Если учесть информацию зампреда ЦБ Константина Корищенко, что доля евро в объеме торгов на ММВБ не превышает 1%, то «геометрический средневзвешенный курс основных иностранных валют к рублю» должен на 99% соответствовать доллару. То есть по первому кварталу он должен быть чуть выше официальной величины для доллара – 5,3%, но никак не 4,7%. Точно так же в 2003 году «реальный эффективный курс рубля» повысился не на 3–5%, как утверждают руководители Минфина, МЭРТа и ЦБ, а чуть меньше укрепления реального курса рубля к доллару США 18,9%.
Правда, можно возразить, что на межбанковском рынке доля сделок рубль–доллар составляет 75–80%, а почти все остальные сделки приходятся на конверсионные операции евро–доллар. Следует подчеркнуть, что это операции евро–доллар, но не евро–рубль. То есть импортеры сначала покупают доллары, а потом меняют их на евро. Но даже при учете конверсионных операций «геометрически средневзвешенный» реальный эффективный курс рубля по первому кварталу этого года должен быть около 5,5%. По прошлому же году он вырос до 14,2–15,1%, а не на 3–5%.
На мысль о потолочном характере происхождения официального «реального эффективного курса рубля» наводит ответ главы ЦБ Сергея Игнатьева на просьбу одного корреспондента дать прогноз номинального курса рубля к доллару на конец года: «К доллару не могу сказать, а к валютной корзине можно посчитать». Странно, что доминантную составляющую бивалютного индекса глава ЦБ оценить не может, а производную – пожалуйста!
Олег Вьюгин, автор идеи «бивалютной корзины», как только перестал быть главным рулевым валютного рынка, разоткровенничался: «Нужно уходить от поддержки курса интервенциями Центробанка». И вообще необходимо отказаться от регулирования реального эффективного курса рубля просто потому, «что его никто толком не может посчитать». По существу, он признал, что «бивалютная корзина» является весьма развесистой клюквой.
Тем не менее оставшиеся представители денежных властей старательно продолжают ее культивировать. «Нам важно ориентироваться на корзину валют, и сегодня важнее курс не к доллару, а в отношении корзины валют, и это объективно, хотя доллар остается мировой резервной валютой», – поделился своим мнением в Нью-Йорке с членами американо-российского делового совета министр финансов Алексей Кудрин. А Константин Корищенко даже устроил ей своеобразную презентацию. Он сообщил о возможных пропорциях валют в корзине в будущем и, естественно, умолчал, как же ЦБ считает «реальный эффективный курс рубля» сегодня, ухитряясь получать его значение меньше усредняемых величин.
Подобные результаты представителям Минфина, МЭРТа и ЦБ необходима, чтобы убедить общество и президента страны Владимира Путина в «полном контроле валютного рынка страны». Не скажешь же главе государства, что укрепление «реального эффективного» курса рубля в прошлом году действительно катастрофично – 14–15%, если не все 18,9%. А так Сергей Игнатьев может убеждать президента, что «мы по-прежнему рассчитываем на то, что реальный эффективный курс рубля в этом году укрепится на 3–5%, но и его укрепление на 7% считаю вполне допустимым, реальный сектор относительно легко адаптируется к такому изменению».
Действия представителей наших денежных властей вполне объяснимы – все руководство экономического блока правительства неолибералы, а потому курсовой протекционизм им противоестественен. Вот наш новый мегарегулятор финансового рынка, а недавний главный регулятор финансового Олег Вьюгин высказал мнение, что с точки зрения развития российского финансового рынка вмешательство со стороны ЦБ в установление обменного курса рубля «является неконструктивным».
Министра финансов Алексея Кудрина не очень волнует сложившаяся ситуация, ибо он априори убежден, что «сильный рубль полезен экономике». Сергей Игнатьев уверен, что «мы сегодня преувеличиваем влияние реального эффективного курса рубля на реальный сектор экономики. Для послекризисного периода нам не удалось обнаружить устойчивой зависимости». Бывший замглавы МЭРТа, а ныне назначенный с повышением на пост начальника Экспертного управления администрации президента Аркадий Дворкович уверен, что негативных последствий в экономике от укрепления рубля не будет и в будущем: «Анализ тенденций укрепления рубля, который мы провели, показывает, что этого не произойдет». Интересно, какой индекс укрепления рубля закладывали Сергей Игнатьев и Аркадий Дворкович в свои эконометрические модели, когда доказывали, что он не влияет негативно на конкурентоспособность отечественного промышленного производства – свой «среднепотолочный» или реальный курс укрепления рубля к доллару.
Создается впечатление, что «реальный эффективный курс» наших макроэкономистов нечто эфемерное, пригодное только для отбеливания денежной политики правительства. Есть серьезные основания сомневаться в правильности правительственных данных об укреплении реального курса рубля к основным валютам, особенно к евро. Так, за первый квартал номинальный курс евро вырос на 5,8%, а реальное значение укрепления рубля к евро на 9,2% можно получить, прибавив инфляцию в России и еврозоне. Это на 50% больше, чем официальные 6,1%.