Марина Волкова НИКОГДА ни у кого ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас, - именно эта булгаковская формула стала жизненным принципом российской дипломатии после 11 августа. То, что официальная Москва намерена учиться благородству у классика, в очередной раз было продемонстрировано на Шанхайском саммите - особенно во время двусторонней встречи Владимира Путина с Джорджем Бушем.
Впрочем, союз с Западом, который Россия "узаконила" в Шанхае перед лицом Востока, продиктован не только и не столько благородными мотивами. В основе прозападных настроений официальной Москвы лежат две вещи: чистый прагматизм и трезвая оценка нынешних политических и экономических возможностей России, не считая удобства момента. Грубо говоря, после 11 августа Кремлю пришлось выбирать из двух зол: оставаться России наедине с талибской угрозой близ южных ее рубежей или же "взять в компанию" Соединенные Штаты; отказаться ли от "имперских амбиций", атрибутами которых, в частности, были военные базы во Вьетнаме и на Кубе, продолжая тратить порядка 200 млн. долл. на их содержание в год, или же пустить эти деньги на внутренние нужды да еще при этом доказать Западу, что Москва готова "расстаться с тяжким советским наследием".
Это расставание продолжалось и на встрече Путина и Буша. По крайней мере главным итогом контактов последних месяцев американский президент видит то, что диалог двух стран перестал быть бюрократической формальностью, уступив место предметному разговору. Предмет этого диалога, по Бушу, - Договор по ПРО, "работа" антитеррористической коалиции, "выращивание" нового класса бизнесменов, поднимающих экономическое сотрудничество. (Кстати, в итоговой декларации саммита АТЭС приветствуются усилия России на пути ее вступления в ВТО.) Основа же, как говорили в былые времена, для потепления российско-американских отношений - совместная борьба с терроризмом, и пока больше ничего. Собственно, особо нового на встрече не произошло. Но источники в российской делегации этого и не прогнозировали. Если уж российско-американским отношениям и суждены сенсации, то произойдут они, конечно, во время путинского визита в США в ноябре.
Пока же со второй частью булгаковской формулы - сами придут и сами все дадут - дела обстоят не лучшим образом. Просить-то Россия ничего не просит, но насколько четко формулирует то, что ей нужно, пока сказать трудно. В российской власти достаточно сильны опасения, что любые требования могут быть восприняты американцами как плата за присоединение России к антитеррористической коалиции. Этого в Кремле очень не хотят, рассуждая, видимо, что уж если мы стали партнерами, то США должны обо всем догадаться сами. Сообразительность американской стороны, конечно, улучшается. Но и легкие намеки на то, что в случае чего Вашингтон может и по-старому разговаривать с Россией, во время итоговой пресс-конференции Путина и Буша все-таки прозвучали. Во-первых, до нее случилась легкая интрига с информационной утечкой через CNN о том, что Буш должен был объявить на встрече с Путиным об одностороннем выходе США из Договора по ПРО. Ее дезавуировал сам Буш, сказав, что, хотя он считает договор устаревшим и даже опасным, таких слов на встрече он не произносил. Однако еще полгода назад США заявили, что в 2002 году собираются проводить некие военные испытания, которые явно не вписываются в рамки Договора по ПРО. 2001 год на исходе, но, по Путину, Россия не поменяла своих позиций, считая Договор по ПРО важным элементом мировой стабильности. Во-вторых, Буш попытался "расчесать" тему свободы слова в России, бросив странную фразу, что Москва и Вашингтон "будут совместно развивать свободные СМИ" в нашей стране. Правда, надо отдать должное, Чечню американцы на сей раз не трогали, хотя ясно, что она остается у них "в резерве".
Еще один вопрос из разряда "сами все дадут" - послевоенное устройство Афганистана. И здесь, видимо, без "благородства", но уже с американской стороны, не обойдется. Тем более что объединение Владимира Путина с Западом отнюдь не означает разрыва с Востоком. Он договорился с главой КНР - одним из самых влиятельных государств в регионе - выступать с совместной позицией. В итоговом заявлении Шанхайского саммита по терроризму говорится о создании правительства в послевоенном Афганистане на основе широкой коалиции всех сил республики. Президент же Раббани не так давно высказывался резко против включения в послевоенное правительство так называемых умеренных талибов. И, видимо, для того чтобы разъяснить точку зрения мирового сообщества, Путин и отправился после саммита в Душанбе на переговоры с Раббани.
Политические хитросплетения двусторонних встреч фактически "утопили" главную составляющую саммита - экономику. Каждый уважающий себя глава государства говорил с участниками АТЭС сначала о терроризме, потом о новой экономике в свете борьбы с экстремизмом и только потом добавлял "отвлеченной" конкретики: приверженность либерализации, несмотря на общий экономический спад, а кое-где и кризисы, введение международных стандартов, укрепление законодательных баз. "Подчиненность экономики режиму военного времени" чувствовалась и в выступлении Джорджа Буша, который начал с того, что "интернационализировал" проблему терроризма, перечислив все страны, потерявшие своих соотечественников во время терактов в Нью-Йорке.
Появилось и чисто политическое (чего раньше никогда не было) заявление стран - участниц АТЭС: по борьбе с терроризмом. Никакого "скорейшего окончания антитеррористической операции", как того хотели некоторые страны, в документе не содержится. Американцам удалось переубедить, что эта фраза - лишняя. Роль же ООН, которая и создавалась в свое время именно для этих целей, прописана в заявлении как ведущая. И это могло бы считаться чистой формальностью, если бы не совместное заявление на ту же тему Путина и Буша, где особо подчеркивается роль Совбеза ООН - а это уже что-то новое. В эту структуру входят всего пять стран: Россия, Китай, США, Франция и Великобритания. И критика некоторых российских экспертов в адрес Путина как раз и сводилась к тому, что он не настоял на проведении американского решения об операции в Афганистане через Совбез ООН - это позволило бы России отчасти "умыть руки". Но, как окончательно выяснилось на саммите, Москва этого делать не собирается.
Шанхай-Москва
Дарья Гармоненко