Сегодня Госдума приступает к рассмотрению одного из самых спорных законопроектов - о политических партиях.
Вопрос о создании определенных правил, формирующих гражданское общество, возник в начале 90-х годов, когда страна фактически вернулась к многопартийности. Впрочем, тогда в России еще не было достаточно устойчивых и сильных политических структур (за исключением коммунистов), которые могли бы претендовать на звание партий. Политические объединения, выражающие, как правило, интересы не столько различных групп населения, сколько федеральной и региональной номенклатуры, создавали свои политэлиты и участвовали в выборах в рамках закона об общественных организациях, который действует и поныне. Именно поэтому многопартийность была и остается своего рода декорацией, поскольку многие партии создавались "сверху", для сиюминутных интересов власти. Не имея настоящей поддержки общества, некоторые из них умирали так же быстро, как и рождались. Весь этот период времени как нельзя лучше характеризуется словами бывшего премьера и лидера НДР Виктора Черномырдина: "Как ни строй партию, все равно получается КПСС".
В 1994 году президент Борис Ельцин все же попытался внести в Думу закон о партиях (ответственный за его создание был Минюст), но депутаты о нем тогда и не вспомнили. Госдума вернулась к вопросу о партиях год спустя, приняв в конце 1995-го этот закон, однако он был отклонен Советом Федерации. Созданная вслед за этим согласительная комиссия так ни разу и не приступила к работе над документом, и разговоры о необходимости четко регламентированной политической системы в России отошли на второй план.
Сегодня эта тема снова весьма актуальна. Во-первых, по действующему законодательству половина парламента уже формируется политическими партиями и объединениями. Во-вторых, несмотря на то что Россия может называться самой "многопартийной" страной (у нас действует около 180 политических организаций), общество весьма критично настроено к партиям. Большинство населения считает, что они вообще не нужны. В-третьих, хотя новый законопроект о партиях готовился рабочей группой депутатов под эгидой ЦИК, его инициатором считают Владимира Путина (как известно, Центризбирком не обладает правом законодательной инициативы) и в связи с этим подозревают власть в том, что она стремится взять под свой жесткий контроль все демократические общественные институты. Именно поэтому в противовес "путинскому варианту" предлагаются четыре альтернативных проекта, подготовленных депутатами Виктором Похмелкиным, Сергеем Юшенковым, Владимиром Рыжковым, Владимиром Лысенко, Вячеславом Игруновым, Александром Шишловым и Олегом Шеиным.
"Президентский проект" действительно ужесточает процедуру формирования политических организаций. В частности, он выдвигает правило предварительной регистрации оргкомитета партии, который обязан представить в Минюст проект программы и устава будущей организации. И если чиновник усмотрит в этих документах что-то противоправное, партия умрет, не родившись. Многие правоведы видят в этом нарушение конституционных прав граждан. Законопроект предусматривает возможность существования только федеральных, но не региональных партий, с чем не согласны авторы альтернативных вариантов. Не всех устраивает и установленная для регистрации партии норма численности партийцев - их должно быть не менее 10 тысяч человек (российский электорат составляет 100 миллионов) и не меньше 100 человек в более чем половине субъектов. Для сравнения: в Болгарии для того, чтобы зарегистрировать партию, достаточно 50 человек, в Швеции - 1,5 тысячи, в Португалии - 5 тысяч. Авторы альтернативных проектов считают, что обязательная регламентация численности не только партии в целом, но и в субъектах Федерации является мощным рычагом давления властей на неугодные партии. Наибольшие споры вызывает вопрос государственного финансирования партий, напрямую связанный с результатами выборов. И хотя такая мировая практика существует (таким образом, с одной стороны, власть подчеркивает, что партии выполняют государственную функцию, а с другой - имеет право контролировать их финансы), "альтернативщики" полагают, что государственное финансирование партий в условиях тяжелой экономической ситуации просто аморально.
Вряд ли стоит сомневаться в том, что, несмотря на очевидную спорность президентского законопроекта, именно он будет рассматриваться депутатами как основной документ для дальнейшего обсуждения. По мнению экспертов, хоть этот вариант и плоховат, но альтернативные еще хуже. Предельно откровенно на сей счет высказалась глава рабочей группы ЦИК по разработке закона о партиях Елена Дубровина: "Люди уже не верят в партии, и если их не подтолкнуть, то на политическом поле скоро останется только КПРФ". Тем более что, по ее мнению, существующий ныне закон о политических объединениях - акт политический, но не правовой, "это хитрый закон, который нужно менять".
Между тем самые активные критики президентского законопроекта отнюдь не коммунисты, а представители демократического крыла. Некоторые из них считают, что ни одна из политических организаций, за исключением КПРФ, СПС, "ЯБЛОКА" и ЛДПР (которые имеют поддержку в обществе независимо от власти), по-прежнему не может претендовать на звание партии. Это все те же группы по интересам, которые полностью зависят от власти бюрократии. Так, опрос, проведенный в движении "Отечество", показал, что если "Отечество" станет партией, то половина политически активных граждан в эту партию не пойдет.
Сомнения в необходимости принятия закона о партиях строятся, в частности, на том, что сама природа Российского государства антипартийна. До тех пор, пока "нарочито беспартийная бюрократия", находящаяся у власти, будет пытаться выстраивать и контролировать партийную систему, ничего путного в России не получится. Процесс ограничения деятельности многочисленных квазипартий может на данном этапе привести лишь к повсеместному ограничению любой демократической деятельности. В то же время согласиться с тем, что наша страна до сих пор колеблется между рабством и анархией, не признавая никаких законов, и что это ей "на роду написано", - значит, по сути, отказаться от любых демократических реформ. И забыть, кстати, свой собственный опыт многопартийности, который был в России в начале века. Однако можно сколько угодно мечтать о двухпартийной американской политической системе или о "двухсполовинной" партийной системе ФРГ, но до тех пор, пока само общество не созреет до понимания необходимости отстаивания своих интересов через политические организации, партстроительство обречено быть властно-бюрократическим.
Почему сегодня именно власть заинтересована в создании и четком структурировании гражданского общества? Видеть в этом одно только желание тотального контроля над многочисленными "ростками демократии" по меньшей мере наивно. На самом деле власть старается обезопасить экономические и социальные реформы, избавиться от левого и правого радикализма и подтолкнуть партии к умеренности их политических программ, к борьбе за электорат в Центре. Владимиру Путину сегодня, как некогда Петру Столыпину не нужны великие потрясения. В то же время нельзя не признать, что стабильность и общественное согласие достигаются в первую очередь за счет устойчивой экономики, построения основ социального государства и опоры власти на средний класс. То, чего в данный момент в России не наблюдается. И в этом смысле президент действительно пытается пойти по более легкому, с его точки зрения, пути - структурировать общество "сверху". Этот путь более жесткий для демократических процессов, но паниковать, думается, не стоит. Ведь реформа государства не может происходить без реформы общества.
В свое время президент Путин сказал, что в России должна быть двух-, трех-, максимум четырехпартийная система. Заметим, что речь идет не вообще о существовании политических партий и движений, а об их участии в федеральных выборах. То есть глава государства назвал оптимальное количество участников политической борьбы за власть. Сразу же после этого политики стали гадать, какую модель многопартийности - американскую или немецкую - Кремль возьмет за основу построения российской политической системы. Речь не идет о том, что нравится или не нравится нашему президенту, а о том, чей опыт партстроительства может действительно нам помочь. С одной стороны, наше разнородное общество аналогично американскому. Президентское правление, система "сдержек и противовесов" и подчиненная власти роль партий делают американцев еще более "близкими". Но у нас нет и не может быть знаменитой американской идеологии с ее символами и ритуалами, которая сплачивает нацию сильнее, чем любая религия. И у нас не может быть только двух сильных партий, борющихся за власть и безоговорочно уступающих друг другу после выборов пальму первенства. Хотя бы потому, что компартия США - это одна из самых малочисленных, "декоративных" партий, а наша КПРФ по-прежнему сильна и тоталитарна. Если российский президент откажется от поддержки демократических организаций, если экономика страны будет по-прежнему балансировать между кризисом и стабильностью, возвращение коммунистов во власть практически неминуемо.
В отличие от США, где закона о партиях не существует, а сами партии на самом деле играют не столь значительную роль (они активизируются только на период выборов), ФРГ называют "партийным государством". На недавнем круглом столе, организованном Фондом имени Фридриха Эберта и Фондом развития парламентаризма, доктор политологии Петер Леше подробно ознакомил российских депутатов с немецким законом о партиях. Пять партий, действующих сегодня в Германии (две национальных и три региональных), имеют реальную опору в обществе, они могут быть запрещены (этим занимается КС), но запрету предшествует дискуссия в бундестаге и бундесрате. Партии финансируются государством из расчета один голос избирателя - одна марка и постоянно отчитываются о своих финансах и собственности. Партийный кошелек пополняется и за счет пожертвований от частных и юридических лиц (здесь нет лимитов), но отправители этих пожертвований обязательно должны быть обнародованы - правило, которое нарушил Гельмут Коль. Партии не имеют своих СМИ, за исключением информационных листков, которые, по словам доктора Леше, не читают даже сами партийцы. В последнее время в германском обществе стала преобладать точка зрения, что у партий слишком много полномочий (если человек хочет сделать настоящую карьеру, он обязательно должен быть членом какой-либо партии). "Не государство влияет на партии, а они "колонизировали" государство", - считают немцы. Стоит, однако, заметить, что немецкую партийную модель, основанную на частично персонализированной пропорциональной избирательной системе, применяют Новая Зеландия, Япония и Италия. Возможно, кое-что для себя почерпнет из нее и Россия, несмотря на то, что у нас президентская, а не парламентская республика и наш глава государства по-прежнему сохраняет "надпартийность".
Что же произойдет после принятия закона о партиях? Во-первых, карликовым партструктурам и рыхлым политдвижениям не стоит опасаться неминуемой гибели. Они по-прежнему могут заниматься своим делом (например, правозащитной деятельностью), однако на выборы они могут идти только в связке с сильной партией. Кстати, в США под "лэйблом" республиканцев, как правило, находятся четыре мелкие партструктуры, а демократы объединяют шесть-семь подобных партий. Во-вторых, если власть намерена продолжать рыночные реформы и развивать демократию, именно она должна позаботиться о том, чтобы укрепить правый партийный фланг. Важно, чтобы это крыло постоянно находилось в конструктивном диалоге с Кремлем, а не уходило в непримиримую оппозицию, о чем уже поспешил заявить Григорий Явлинский. В связи с этим встает вопрос о лидере правых. Всерьез можно рассматривать только две кандидатуры - Анатолия Чубайса и Сергея Кириенко.
Что касается левого политического крыла, то оно крепко и монолитно. Нынешняя КПРФ, построенная по принципу демократического централизма, по-прежнему провозглашает курс на восстановление советской власти и государственного регулирования в экономике. Более мягкие цели - "построение современного социализма" - преследует движение "Россия". Оно настроено на конструктивное сотрудничество с властью "в интересах людей труда". Кроме этого Геннадий Селезнев поставил перед своими товарищами еще одну задачу: воспитание в обществе "левопартиотического менталитета". Стоит, однако, заметить, что таковой менталитет испокон веков был присущ России. Вот цитата из записки, составленной в кружке Римского-Корсакова и переданной Николаю II князем Голицыным в ноябре 1916 года: "Яростный защитник своей собственности и такой же консерватор в быту, русский мужик делается самым убежденным социал-демократом с той минуты, когда дело коснется чужого добра". Именно отношение к "чужому добру" является "лакмусовой бумажкой" для определения партийной принадлежности. КПРФ, движения "Россия" и "Отечество" в своих программных документах провозглашают пересмотр результатов приватизации, очередной передел собственности, который ведет к новым потрясениям и нестабильности. Правые, партия "Единство" и движение "Народный депутат" против этого. Однако "Единство" при всех его попытках здорового консерватизма и здравого либерализма во многом остается "эмчеэсовской" партией, не имеющей крепкой опоры в обществе. В связи с этим Кремль еще недостаточно четко определился, на кого ему опираться и кого провозглашать партией власти. Нельзя не заметить, что маятник российских политических настроений в последнее время качнулся влево. Но это вовсе не означает, что такой же курс должна определить для себя российская власть.