Борис Вишневский  |  |
Вопросы таковы: желаем ли мы, чтобы частная собственность - в том числе вклады в банках - была больше защищена, в том числе от посягательств государства? Желаем ли мы, чтобы была уменьшена депутатская неприкосновенность? Желаем ли мы, чтобы в боевых действиях в локальных конфликтах участвовали только контрактники? Наконец, желаем ли мы, чтобы право президента отправлять в отставку правительство было ограничено?
Вроде бы неплохо задумано - и вопросы достаточно актуальны, и запрограммированные правыми ответы достаточно очевидны.
И все же четыре перечисленных вопроса уместно дополнить пятым, спросив у граждан: считаете ли вы, что Сергей Кириенко, Егор Гайдар, Борис Немцов, Ирина Хакамада и прочие радикал-реформаторы имеют моральное право задавать вам эти вопросы?
Никто не спорит, что гарантии защиты частной собственности явно недостаточны, а главным "грабителем" населения все последние годы выступает именно государство. Но призыв к защите наших вкладов от посягательств государства плохо ассоциируется с именем Егора Гайдара. Куда лучше с его именем ассоциируется превращение наших вкладов в пыль в январе 1992 года. А на все призывы к индексации вкладов, подавляющее большинство которых было накоплено честным путем, Егор Тимурович, помнится, тогда отвечал, что это никак недопустимо, поскольку усилит инфляцию. Столь же плохо призыв к защите вкладов граждан ассоциируется с именем Сергея Кириенко - "крестного отца" 17 августа 1998 года, и его тогдашних коллег по правительству Бориса Немцова и Ирины Хакамады: ведь после объявленного кабинетом Кириенко дефолта и последовавшей девальвации рубля сбережения граждан обесценились как минимум вдвое. Но тогда Сергей Владиленович и его соратники что-то не слишком возмущались посягательством государства на частную собственность граждан...
Точно так же никто не спорит, что нынешнее конституционное право президента менять правительство по своему капризу нуждается в серьезном ограничении. Но опять же призыв к введению этого ограничения достаточно странно звучит из уст тех, кто самым горячим образом шесть лет назад поддерживал наделение президента "во имя реформ" именно такой, почти неограниченной властью, и агитировал за нынешнюю Конституцию. А затем с упорством ранних христиан противился в парламенте любым попыткам ее изменения: помнится, еще в Думе образца 1994-1995 годов фракция "Выбор России" во главе с Гайдаром была главным бастионом на пути изменений Конституции и какого-либо ограничения президентской власти. Можно, конечно, предположить, что правые либералы вдруг прозрели и осознали ошибочность своих прежних воззрений. Но можно и предположить, что их нынешняя позиция попросту конъюнктурна - потеряв власть и понимая, что новый президент (кто бы из реальных претендентов им не стал) вряд ли будет относиться к числу их сторонников, правые озаботились ограничением его власти.
Что касается вопроса о направлении в горячие точки исключительно контрактников - он и вовсе бесспорен. Как минимум с 1992 года то тут, то там вспыхивает пламя, гасить которое приходится людям в военной форме. И все эти годы в горячие точки попадают в первую очередь именно призывники-"срочники". При этом решение вопроса о том, чтобы их туда не посылать, находится вполне во власти президента и правительства - никакого отдельного закона для этого не требуется. Но что-то не помнится, чтобы нынешние лидеры СПС - ни Гайдар или Кириенко в периоды, когда они возглавляли правительство, ни Немцов, Чубайс или Хакамада в периоды, когда они занимали в правительстве ключевые посты, употребляли свою власть, для того чтобы "срочники" не отправлялись в горячие точки.
И, наконец, самая неоднозначная тема - депутатская неприкосновенность. Казалось бы, здесь инициаторы выяснения народной воли обречены на успех: пресса и телевидение немало постарались для того, чтобы представить парламент убежищем для криминала.
Но, с одной стороны, вопрос об отмене депутатской неприкосновенности тоже следовало бы задавать не представителям той политической силы, которая ответственна за невиданный размах коррупции "реформенных" лет. Вспомним, сколько было случаев, когда уличенными в злоупотреблениях оказывались крупные чиновники, но "в интересах реформ" или "чтобы не пришли коммунисты" благополучно уходили от ответственности. Залоговые аукционы, дело "писателей", немыслимые зарплаты в РАО "ЕЭС", "сбрасывание" информации о предстоящей девальвации и дефолте, наконец, известная коробка из-под ксерокса - во всех этих случаях, связанных с правыми либералами, никто не понес никакой ответственности, хотя формально не обладал никаким статусом неприкосновенности. И не усилиями ли нынешних лидеров СПС создана система, при которой генеральный прокурор откровенно признается, что не может решить вопрос о возбуждении дела против кого-либо из высших чинов, пока не "посоветуется" с президентом? Что же, пока у нас будут такие прокуроры, лица, замешанные в коррупции, но находящиеся на хорошем счету у президента, прекрасно будут обходиться и без депутатских мандатов. До тех пор, пока "наверху" не решено их "сдать", - им ничего не угрожает.
А с другой стороны, вопрос об отмене депутатской неприкосновенности далеко не так очевиден, как кажется.
Во-первых, вспомним: депутатская неприкосновенность когда-то возникла для того, чтобы защитить представителей народа от возможного произвола власти - тогда еще королевской. Если этого представителя в любую минуту можно бросить за решетку, а то и казнить, трудно ждать от него независимости и принципиальности. Говоря же о временах нынешних, напомним, что у депутата, помимо принятия законов, две главные задачи: контролировать исполнительную власть и защищать граждан. И, занимаясь этим, депутат очень часто "наступает на мозоль" различным должностным лицам, в том числе весьма влиятельным и имеющим в подчинении правоохранительные органы. Как что-то сможет контролировать и кого сможет защитить депутат, если его в любой момент можно задержать, обыскать, изъять нежелательные для чиновника документы? А то и отправить на нары, ведь известно немало примеров, когда ни в чем не повинные люди отсиживали по году-полтора без всякого суда. И потому корректный вопрос надо ставить так: считаете ли вы, что избранные вами депутаты должны иметь дополнительные гарантии защиты от произвола?
Во-вторых, нынешнюю депутатскую неприкосновенность традиционно толкуют, мягко говоря, неверно. Принято считать, что парламент "не сдает" своих и санкцию ни за что не даст - эта версия особенно популярна у правоохранительных органов. Однако за пять лет - с 1994 по 1999 год - лишь дважды генеральный прокурор обращался в Думу с просьбой дать согласие на лишение депутатской неприкосновенности. И оба раза его получал: сперва дело касалось Сергея Мавроди, а затем Надира Хачилаева. Кроме того, неприкосновенность депутатов вовсе не запрещает вести в их отношении следственные действия. Можно возбудить уголовное дело, вести проверку, собирать доказательства. И лишь перед направлением дела в суд обращаться в Думу. Если доказательства убедительны, почему же санкцию на лишение неприкосновенности не дадут? А если неубедительны или если депутаты имеют основания полагать, что с их коллегой просто сводят счеты, потому что он неугоден кому-то из сильных мира сего?
Завершая тему референдума, заметим: его инициаторы не могут не знать, что шансов состояться он практически не имеет. Более чем 50-процентная явка избирателей, необходимая для этого, достигается лишь на наиболее важных выборах - президентских, парламентских, губернаторских. Но по закону общероссийский референдум ни с какими выборами совмещать нельзя. А просто ради ответа на указанные вопросы половина избирателей вряд ли придет голосовать. Хотя бы потому, что поймет: каким бы ни был ответ на поставленные вопросы, он от этого вовсе не воплотится в жизнь, что называется, автоматически. Ведь в соответствии с 40-й статьей Конституционного закона о референдуме РФ Дума в 15-дневный срок должна всего лишь определить срок подготовки закона, который облечет волю народа в юридическую форму. Каким будет этот срок - решать самой Думе, не захочет спешить - так и не станет. Так стоит ли овчинка с референдумом выделки, если глас народа останется гласом вопиющего в пустыне?
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко