Не взять на "ура"

Сергей Костырко. Простодушное чтение. – М.: Время, 2010. – 368 с. – (Диалог)

Не самый громкий участник литературного разговора благодаря этой книге показал отчетливую узнаваемость, внятность и глубину своего голоса. Сергей Костырко (р. 1949), сотрудник журнала «Новый мир», обозреватель «Журнального зала «Русского журнала», скомпоновал плоды своего чтения 90-х и 2000-х годов – отзывы на толстожурнальную прозу, критику и публицистику, на декларации интеллектуалов и биографии писателей.

Во вступительном слове автор отказывается от почетной цеховой роли – быть «экспертом», разъясняющим публике, что такое литература. Он признается, что не пишет для читателя, о читателе не заботится – его занимает чтение для себя.

Парадокс в том, что именно такая, личная заинтересованность в новейшей литературе делает разборы этого критика занимательными для других. Потому что личный интерес – это момент совпадения критика и любого читателя в их главном ожидании от книги. В «простодушной» читательской жизни книга – повод «подумать», решить задушевный, жизненный вопрос.

Костырко и думает, и вопросами задается – бесспорные удачи в книге очевидно обеспечены тем, что критик был глубоко, по-человечески, лично задет прочитанным. Это отзывы на рассказ Михаила Бутова, роман-монолог Нины Горлановой, стихи Веры Павловой, прозу Сергея Гандлевского, Олега Ермакова и других героев второго раздела, название которого обозначает ориентацию этой критики – «Вечные темы». Напротив, открывает книгу более вялый раздел «Новые архаисты и старые новаторы», сюжет которого волнует не читателей, а наиболее амбициозных или растерянных сочинителей – что делает опыты в текущей литературе по-настоящему современными?

Костырко снимает с себя бремя знать, что делает литературу современной и вообще литературой. Но на протяжении всей книги мы занимаемся выяснением, и ответ, конечно, соответствует ее «простодушию». Спор о критериях оценки и принципах анализа – боль и тайна посвященных – лишается смысла, как только в действие вступает «читательское чутье». Этот иррациональный датчик, может, не самый точный, но зато самый показательный. Туманные его сигналы завораживают своей неподдельностью. Раза два в книге встретятся оговорки в уважительном отзыве: у произведения, мол, есть и недостатки, небрежности. Но для Костырко сделанность текста не самоцель – наоборот, интересно то произведение, которое позволяет забыть о том, что оно сделано, «проживать в эстетическом пространстве собственно жизнь» и испытать чувства непосредственные, как от самой жизни. Чуткость к правдивости образа и мысли делает «простодушное» чтение Костырко по-настоящему профессиональным. Мы видим, что он может ошибаться – но не обманываться.

Вот она какая, критика. Только подойди! Андрей Рябушкин. Девушка-чернавушка побивает мужиков новгородских. 1898. Эскиз иллюстрации к былине о Василии Буслаеве для журнала "Шут". Государственный Русский музей

Костырко – критик не только «простодушный», но и добрый: многое может простить за искренность, когда автор пишет о том, что «на самом деле мучит его и заставляет писать». Но если поймет, что перед ним «бижутерия», «декор» – берегись. Третий раздел книги «В погоне за «духом времени» показывает полемическое умение критика. Он растаптывает роман Болмата, повесть Калашниковой, эротическую прозу Пискунова, вскрывает имиджевую несвободу как подоплеку литературной эволюции Лимонова.

Этот критик припечатывает тихо. В контексте его непосредственного, чуткого чтения достаточно бывает сказать: «читал терпеливо», то есть без «полной включенности в текст», – и это будет приговор. Успешным полемистом автора делают не какие-нибудь эффектные вывороты мысли, а наоборот – умение вскрывать механизмы чужих эффектностей. Когда его пытаются «взять, так сказать, на «ура», он тормозит инерцию риторики и пытается «разобраться».

Самый интересный момент тут – когда в споре он старается обойтись без иронии. Иронические оценки иных художественных опытов в книге убедительны и очень забавны, но вот критик обращается к явлению, с которым, по его убеждению, нельзя шутить. В разделе «Тяжесть свободы», посвященном полемике вокруг «вечных» вопросов русской жизни, Костырко дает отпор новейшим оппонентам человечности и свободы. (Именно такими словами предпочту обозначить общественную позицию автора, ведь, кажется, он из немногих людей, кто еще помнит связь этих слов с выродившимися в дебатах понятиями «гуманизм» и «либерализм».) «Новые русские интеллектуалы», отказывающиеся от обременительного груза традиционных ценностей культуры и человеческого сообщества, выглядят в книге Костырко подростками, которые не справляются с ответственностью взрослой, свободной жизни, людьми, бегущими от своей природы.

«Я понимаю, что о литературе, конечно, поговорить интересно, но ведь и о жизни тоже хочется», – признается Костырко, и по прочтении книги понимаешь: разговор на обе темы получился. Критика эта производит цельное впечатление, потому что преодолевает мучительную разлаженность литературного и бытийного, интеллектуального и гражданского, творческого и аналитического. Костырко по-человечески ищет в литературе «точки соединения с жизнью», и книга его критических отзывов сама становится точкой такого соединения.