Общее дело

Егор Яковлев не был наблюдателем. Он предпочитал личное вмешательство.
Фото ИТАР-ТАСС

Перестройка – странная вещь. Несколько более сложная, чем это принято сегодня думать. В персональном смысле. Народившееся гражданское общество выдвинуло на первые боевые позиции пару десятков так называемых шестидесятников. Одной из таких легендарных личностей был Егор Яковлев, журналист с 50-летним стажем. Главным подвигом его жизни навсегда останется рождение «Общей газеты». Потому что произошло это событие 19 августа 1991 года – в день путча. Когда далеко не всем было ясно, куда качнется страна. Яковлев не стал ждать прояснения ситуации.

Это издание перестало выходить в 2002 году, но и потом, до самой своей смерти в 2005-м, Яковлев продолжал искать свою колею. У него, например, были планы создания собственного телеканала. Планы – пусть и утопические, зато честные. Просто времена подоспели другие.

Наверное, Яковлев – совсем не белый и пушистый. И даже наверняка. Но он сделал в жизни несколько вещей, из которых выросло наше общее сегодня.

Когда Яковлев служил главредом «Московских новостей», это издание превратилось из малоизвестного чахлого еженедельника в лучшую газету страны. У стендов со свежими номерами «МН» с утра собирались люди, и подчас трудно было пробраться к текстам через плотную толпу интересующихся.

Эти же люди шли потом на митинги. Они не вступались – абстрактно – за 31-ю статью Конституции. Они требовали – конкретно – отмены другой, под номером 6, где говорилось о «руководящей и направляющей» силе – КПСС. Люди своего добились. А значит, добился своего и Егор Яковлев.

Именно в «Московских новостях» впервые прозвучала тема Катыни. То есть газета провела расследование века, доказавшее, что это наши «органы» расстреливали польских офицеров. По заданию Яковлева блестящий журналист Геннадий Жаворонков ездил почти инкогнито на редакционной «Оке» в Смоленск, на Козью гору, и встречался со свидетелями злодеяния. То есть исполнителями. Потом, когда вышла статья, досталось и Яковлеву, и его сотруднику. Вот как вспоминал об этом Жаворонков: «Горбачев требовал «крови», моего увольнения, вот Главный и реагировал. А на мой вопрос, что же делать дальше, ответил ехидной репликой: «Продолжать лезть не в свое дело». Похоже, это был его собственный девиз.

Гена только на год пережил своего шефа. Он умер в 2006-м, а перед этим долгие годы работал у Яковлева в «Общей газете». А когда его укоряли коллеги за редкость публикаций, Гена шутил с гордостью: «Егор меня держит не за то, чтобы я писал здесь. А за то, чтобы я не писал другим».

Яковлев тоже вечно лез не в свое дело. В 1961 году он был уволен из «Ленинского знамени» – «за неверное освещение сельского хозяйства». В 1968 году он потерял пост главреда в журнале «Советская печать» – за то, что опубликовал чехословацкий закон о печати, довольно либеральный документ времен «пражской весны». «Три года, – пишет политолог Алексей Макаркин, – Яковлев работал в журнале «Проблемы мира и социализма», где собрались тогда либеральные журналисты и эзоповым языком рассказывали читателям о «ереси» еврокоммунизма. Именно в «МН» Яковлева в январе 91-го после вильнюсских событий либералы обратились к Горбачеву, потребовав определиться, с кем генсек КПСС и президент СССР – с реформаторами или с реакцией».

«Общая» стала последним ребенком Яковлева. Возможно, не слишком успешным, но опять-таки честным. И интеллигентным. Когда газета закрылась, читательские отклики составили толстый том прощания, и книга эта стала памятником не только газете, но и тем росткам гражданского общества, которые успешно, но неосмотрительно вытаптывались властями. Издание появилось в августе 1991 года вопреки постановлению ГКЧП, запретившему свободные СМИ.

Ни для кого не секрет, что «Общую газету» закрыли. В том смысле, что Яковлев был вынужден ее продать. Издание было куплено питерским бизнесменом, который провалил дело и, похоже, сделал это по заданию. Уж не знаю, как он был за это вознагражден, но загублена была «Общая» талантливо – не придерешься. Конечно, Яковлев мог бы ее и не продавать. Однако – это дело частное. Решает хозяин. И глупо было требовать от него «продолжения банкета».

Журналисты «ОГ» не пропали – никто, за малым исключением. Это была хорошая школа. Гордость Яковлева – Анна Политковская, которую он забрал из «Мегаполиса», поверив в ее талант. И не ошибся. Анна была любимицей Яковлева: у нее была своя полоса, свой отдел, свое прочное место в редколлегии. Она писала обо всем. Главным образом – о людях, ставших жертвами Системы, о которой так хорошо рассказал недавно Михаил Ходорковский. Незадолго до закрытия газеты Анна ушла от Яковлева в «Новую...», но я видела, как непросто дался обоим гордецам этот разрыв. Несколько дней она приходила на работу и ждала, что главный попросит ее остаться. А тот у себя в кабинете несколько дней ждал, что она придет к нему и поговорит по душам. Не случилось. А жаль.

Газета Яковлева проводила смелые по тем временам акции. Когда попал в беду журналист Андрей Бабицкий, рассказывавший правду о чеченской войне – как он ее понимал, Яковлев организовал спецвыпуск, и сотрудники «ОГ» стояли с номерами газеты на Новом Арбате, раздавая их прохожим. Яковлев был уверен, что такими вот маленькими актами гражданского неповиновения он меняет если не власть, то людей. И он был прав.

А еще газета занималась адресной благотворительностью, опекая сиротское отделение в Морозовской больнице, куда переправлялись подарки к праздникам и приглашались с концертами талантливые артисты. Вот были для него важны и эти, казалось бы, мелочи: в палату новорожденных мы приносили памперсы, а в группу ребятишек постарше – одежду и еду.

Обширные связи Егора Яковлева в самых разных кругах отозвались в газете замечательным жанром «В четверг поутру», который сегодня продолжился другим изданием, под чуть измененным названием. Раз в неделю приходили на встречу с редколлегией в просторном кабинете главреда самые разные люди: министры, политики, режиссеры и художники. Эрнст Неизвестный, Никита Михалков, Григорий Явлинский, Сергей Юрский, Сергей Степашин, Владимир Федоров, Эльдар Рязанов, Александр Володин, Александр Жуков, Алексей Кудрин, Светлана Сорокина и десятки других фигур политики, бизнеса и культуры конца 90-х – начала 2000-х. Два часа продолжался допрос.

Вопросы не готовились заранее, а потому и ответы не были формальными. В конце беседы в кабинет вносили поднос с маленькими рюмками хорошего коньяка, и гость усаживался в глубокое кресло, которое окружали журналисты (где-то сбоку – главред). Яковлев, чтобы придать фотографирующимся живое выражение лица, громко произносил за секунду до вспышки малоприличное слово, и мы не могли не улыбнуться, что и требовалось для удачной съемки.

Яковлев не был человеком своего времени. Он его всегда обгонял – пусть на маленький шаг.

Яковлев был человеком своего времени. Он последовательно прошел через его мифы, примерял на себя политические одежки своей эпохи. А потом часто расставался с ней, отправляя на свалку. Когда убеждался в низком качестве материала и бракованном крое. Родившийся в 1930-м, прошел через увлечение ленинизмом и, как человек дотошный, прочитал – возможно, единственный в стране, – все сочинения вождя. И поэтому, когда пришел к мысли о несостоятельности учения, имел право сказать: я знаю, о чем говорю.

В «Общей газете» не было запрещенных тем. Все решалось на летучке, где обсуждалось одно: насколько то, о чем пишем, интересно и важно читателю. Впрочем, ориентиры существовали – нравственного порядка: статью о Ленине-сифилитике Яковлев не пропустил. И это не была политика.

Отношение к шестидесятникам менялось на протяжении полувека. Почтительность переходила в насмешку, насмешка – в равнодушие и забвение. Однако если бы не старания первых перестройщиков, не их попытки переустройства общества, возможно, и по сей день школьники изучали бы в пятом классе биографию очередного генсека КПСС, а в десятом – признаки загнивания капитализма. По классификации Михаила Ходорковского, главред Егор Яковлев навечно вошел в те самые 3% населения, которых достаточно, чтобы изменить лицо страны.