Турбореактивный локомотив

Ольга Славникова. Любовь в седьмом вагоне. – М.: Астрель, 2008. – 288 с.

Во времена махровой совдепии критики не употребляли слова «серость, безликость, мелкотемье», а начинали издалека: «проза имярек похожа на поезд: сел в купе┘ и все – больше уже ничего не происходит! Колеса, мол, стучат, вагоны покачиваются – и вот так, тишь да гладь, едешь до станции назначения┘ То бишь – до конца романа»┘ Так, видно, и повелось: «поезд» – как синоним литературной безликости, своей комфортно-неспешной волокитой перетекающей в заунывную скуку.

Тягомоть!.. Мелькающий за окном смазано-бесформенный пейзаж, вонючие туалеты и занюханные вдрызг казенные подушки.

Даже странно, насколько неблагодарное на первый взгляд дело – романтизировать и красочно живописать «купейно-плацкартную ситуацию», превратив всю эту гудяще-шипяще-стучащую канитель в арену захватывающих судьбоносных баталий и перипетий┘

Но известный прозаик Ольга Славникова все же попыталась┘ Ее новая книга «Любовь в седьмом вагоне» как-то по-особенному выделяется из всего, что прозаик делала до этого. Обычно журчащая проза Славниковой не сдерживается никакими ожидаемыми сюжетными рамками или жесткими тематическими привязками┘ В последнем же сборнике рассказов – суровый тематический каркас: ОАО «РЖД» (Российские железные дороги)┘ и все необычное, что можно привязать к этой малоблагозвучной аббревиатуре┘

Некоторые комментаторы поспешили злорадно позубоскалить: мол, «на потребу, бабла зашибить┘» Ведь рассказы были впервые опубликованы в глянцевом журнале с пухлым блоком рекламы – «Саквояж – СВ».

Слово «глянец» стало нарицательным, обозначающим «низкопробное чтиво», то самое – «в угоду широким массам с невзыскательным вкусом»┘

Но в данном случае – главред Александр Кабаков сделал все возможное и невозможное, чтобы превратить предполагаемый учредителями незатейливый «палп-фикшн» в некую разновидность толстого литературного журнала! Да и о какой «развлекухе» может идти речь, если, купив у проводника паленую водку по тройной цене, открываешь призывный журнальчик и читаешь┘ такое! Скажем: «┘ответом была┘ огромная и черная тишина, точно она приложилась ухом к дыре, ведущей в небытие┘ получила инъекцию небытия, и уже в голове┘ открывались черные области, не дававшие связывать мысли┘»

Хлесткая ирония автора плавно, «как по рельсам», перетекает в жесткий сарказм┘ и – нате, получите! Детальное, даже точнее сказать – дотошное, описание жизни, закручивающейся в пугающую своей повседневностью гулкую Бездну. Когда перед тем как заполнить телесами вагоны поезда – приходится каждый день уныло возвращаться в «┘прогорклую квартиру, где самый воздух, казалось, был использованный, раз и навсегда мертвый»┘ Где «┘все простые инженеры и школьные учителя┘ знают имена Кабанчика, Вована Ферзя, Саши Китайчонка»┘

В этой пугающей иррациональностью реальности увозят умирать как в лесковском «Левше» – «┘в дежурную больничку, где никому не помогающие стены были грязно-глинистого цвета и в извилистых трещинах, похожих на древесные корни, так что больному казалось, будто он уже опущен в яму и готов к отправке┘»

Однако кажущаяся поначалу нереальность, эфемерность быстро рассеивается. Понимаешь: все очень узнаваемо, привычно, как ни странно – обыденно. И эта «как бы сама собой разумеющаяся» эсхатологическая жуть – поистине пугает.

В рассказах Славниковой высвечивается Скрытая сторона, как бы «изнанка» бытия. Про одного из героев сборника можно прочитать: «┘щелчками фотокамеры с невероятной точностью выхватывал драгоценные мгновения истины, обыкновенно затираемые кусками простого времени». Автор писал о себе. «Истина Славниковой», щедро разбрасываемая по всей канве текста, словно воронка в центре неистового смерча (главного бездушного персонажа одного из рассказов сборника) – жадно вбирает в себя всю окружающую действительность, всасывает типажи, характеры, изгибы судеб; втягивает саму атмосферу нынешних миров – «поту-» и «посюстороннего».

Это только на первый взгляд можно принять за неуемный гротеск следующие строки: «┘Бабы рожали то и дело, детей было много, их угловатые, обритые, намазанные зеленкой головы напоминали яблочки-дички, недозрелые и уже побитые, гроздьями по пять-шесть штук на каждую семью». Когда глубже вчитываешься в текст, начинаешь соглашаться с безысходным авторским наблюдением, утверждающим, что «┘Россия ┘казалась Атлантидой, тонущей вот уже многие столетия┘»

Писательский Турбореактивный локомотив Славниковой несется через Мистерию распада Скорбным посланником, «┘исчезая из вида, оставляя после себя даже не звук, а отзвук, тонкую вибрацию лопнувшего пространства», прошивая время и пространство нещадным бичующим глаголом.

«Сверхскоростной рубил Россию, будто топор мясо┘», – беспристрастно отмечает Славникова (как будто – о собственном художественном методе!), а снаружи «┘хлестала, точно из шланга, перешедшая в неизвестное агрегатное состояние зеленая, серая, рыжая, блескучая Россия┘»

У Ольги Славниковой получается изящно и как-то очень правдоподобно переработать грубость и несовершенство нашего «ужасного века» – в романтические надрывные притчи, в образно-философский текст, уносящий читателя на сверхскоростном экспрессе в Новый, дивный мир┘ Лишенный того, что сбрасывается по ходу движения из вагонов – на межрельсовое полотно┘