Ян Шенкман Отличия американского юмора от английского хорошо видны на примере Кристофера Бакли и Гарольда Пинтера. Именно они, Бакли и Пинтер, – главные персонажи майского номера «Иностранки». Один представлен в журнале прошлогодним романом «Флоренс Аравийская», который перевел на русский писатель Андрей Геласимов. Другой – пьесой «Былые времена» (перевод Александра Ливерганта), написанной еще в начале семидесятых. О них и поговорим.
На первый взгляд сравнение некорректно. Бакли – бойкий вашингтонский сатирик, автор актуальных и уморительно смешных романов «Здесь курят», «Зеленые человечки», «Господь – мой брокер»... Большинство из них идеально подходит под жанр «иронического детектива». Да-да, именно так. Если бы Донцова с Шиловой умели работать, как Бакли, было бы нам всем счастье.
Пинтер – статусный драматург абсурда, типичный европейский интеллектуал, последователь Беккета, левак. Все его пьесы построены на нюансах, на подтексте. Но, с другой стороны, кто бы ему дал «нобелевку», не напусти он на себя умный вид! Знаменитая «Коллекция» Пинтера, известная у нас в постановке режиссера Владимира Мирзоева, – образец так называемого «закрытого юмора». Закрытый юмор – лучший способ разделить человечество на своих и чужих...
Есть различие и более фундаментальное: Пинтер – британец, а Бакли – американец. Даже языки у них разные. Английский и не очень английский┘
Сближают Пинтера с Бакли смех и шутки. Оба шутят как умеют, за что их и ценят умеющие читать соотечественники.
«Флоренс Аравийская» представляет собой виртуозно выполненную пародию на шпионский роман. Главное действующее лицо – энергичная итальянка Флоренс, работающая на правительство США. Ее проект – демократизация арабского Востока путем внедрения феминистских идей. В духе «Белого солнца пустыни»: свободу женщинам Востока! Антураж соответствующий: знойные арабские красавицы, лощеные супермены, миллионные взятки, нефтяной бизнес, шикарные автомобили и вина...
Чтобы составить представление о юморе Бакли, достаточно процитировать страстный монолог Флоренс, обращенный к опереточному эмиру: «В мгновение ока все ваши муллы начали кричать, что вы испорченный человек... Французский посол заявляет вам, что у меня с вашей женой лесбийская связь... Когда месье Вальмар снова явится к вам, чтобы посплетничать про меня и вашу жену, спросите его, нет ли среди сотрудников посольства экспертов по взрывчатым веществам». И так далее в том же духе. Чем абсурднее, тем смешнее. Почти как у Вуди Алена.
Пинтер – дело другое. Там комический эффект построен на использовании героями (Дили, его женой Кейт и ее подругой Анной) разных речевых практик. Насколько вообще возможна коммуникация между людьми, даже близкими? Ответ Пинтера: невозможна. Сказываются разный опыт, особенности психики, да и сам по себе язык – довольно неуклюжий способ общения. Вывод автора и читателя: мир состоит из одиночек, его не собрать в единое целое. Вывод страшноватый, но тут есть и над чем посмеяться. В похожей манере, только острее и откровеннее, работает питерский драматург Анатолий Гуницкий. Пожалуй, ближе всего к «Былым временам» стоит пьеса Гуницкого «До самых высот».
Пинтер с его двойными смыслами и нелегко считываемым абсурдом – по сути фигура эзотерических шестидесятых и эстетских девяностых, с которыми мы только что распрощались. Но и Бакли, если вдуматься, персонаж не вполне современный. Его успех на российском и американском книжных рынках – скорее знак возвращения циничных семидесятых, а не наступления апокалиптических нулевых. Впрочем, и Пинтера после вручения ему Нобелевской премии стали у нас активно читать, а не только смотреть в театре. Особенно те, кого обязывает к этому статус интеллигентного человека. Хотя никогда нам не понять в Пинтере столько, сколько понимают в нем англичане. И не полюбить его как родного. Хотя интерес налицо.
А теперь посмотрим на это с историко-географической точки зрения. Судя по книжным пристрастиям, получается, что мир, и цивилизованный, и не очень, живет с разной скоростью, пребывает в разных эпохах. Англичане – не современники американцам. Американцы – не современники англичанам. А Россия? А Россия сама еще не разобралась, в каком времени хочет жить┘
Дарья Гармоненко