ЛЮБЛЮ процесс литературный, его державный строгий вид┘ Люблю его предмет, его субъектов и их незатейливые, простодушные нравы.
Истекший месяц прошел под знаком борьбы с литературным пиратом Акуниным. Терпение лопнуло враз у всех. "Спартак - чемпион", сколько можно? Решили устроить подлецу темную. Волновались и горячились так, будто Нобелевку у литературного власовца отбирать надо было. Характерно выступление Александра Агеева в "РЖ": "Я Акунина не читал, но скажу┘"
Больше других порадовал Андрей Немзер: Акунин, оказывается, претендует на духовный вождизм и литературное господство (читай: Акунин претендует на место Немзера). Умилил Лева Данилкин, поместив анафему "Любовникам смерти" в стык с одой главному (и, натурально, лучшему) акунинскому конкуренту - Леониду Юзефовичу. Как тут не вспомнить великодушное признание Юзефовича: Данилкин-де меня породил┘ Рады стараться, ваше-ство!
Прочие метелили бескорыстно, за ради спорта. Акунинские повести "сделаны", в них нет "духовной работы", они не великая русская литература, у Гиляровского содраны┘ Этакая игра в гляделки. Акунин: "Я не Художник". Критики: "А по-нашему, ты дерьмо". Проблема в том, что прежде чем убедить оппонента, что он дерьмо, надо доказать ему, что он Художник.
Для этого я изобрел свежий ход. Известно, что у сюжетов, равно как и у исторических фактов, нет имманентной ценности. Кем был Шекспир, почти все содравший у предшественников? Популярным автором, доходчиво пересказывавшим популярные литературные сюжеты, начинявшим их современными аллюзиями и перемежавшим забавными или трогательными сентенциями. Тот же рецепт, что у Б.А. Плюс время, стирающее розы на устах зорких специалистов.
Но, думается, у неприятия критиками акунинской литературной игры есть уважительная причина. Его чувство юмора укоренено в игровой цитатной культуре, которая русскому массовому сознанию не присуща. Скажем, если бы критик знал, что Гиляровского знают все (а не только он) - стал бы он кричать "содрано"? Скорее порадовался бы вместе с читателем. А так - приходится образованность показать.
Цитатная культура (слово "культура" я употребляю не в значении "хорошо", а в значении "привычка") свойственна киноманам-американцам. Вспомним Форреста Гампа, "Пистолет наголо", мультсериал "Симпсоны", все такое. Пародии, римейки, игра контекстов - нам это не смешно, а им смешно. Почему? Их "муви" всегда было демократичным и доступным искусством, ничто не мешало ему врасти в интуитивный, "низовой" опыт нации. Цитаты и актуализируемые ими знаки (у нас - прерогатива интеллектуала) извлекаются из сознания по первому требованию. Кино играет роль культурного интеграла.
В русской традиции такого интеграла нет. Крестимся на иконы, не глядя на них. "Самая читающая страна", "любимый поэт - Пушкин". А что он написал? "Мэ-э-э┘" Есть, правда, Бушков. Но он вне закона, под нарами.
То, что величие русской литературной судьбы оказалось мифом, давно не новость. Но как-то пока не укладывается в мозгах, что нельзя жить по законам мифа в демифологизированном пространстве. Критикам-провокаторам по-прежнему мерещатся новые великие проекты. Походил в таких "проектах" и Б. Акунин. Теперь будь добр расплатиться.
Вытесненная в подсознание идея "великой литературы" просит кушать, требует жертв. И мы будем скармливать ею писателя за писателем, отправляя их к Бушкову под шконку (отделяя зерна от плевел). А когда плевелы закончатся, наступит для всех Счастье. Как на кладбище - хорошо, тихо┘ Пушкиным мужички шуршат┘
И никакого тебе "процесса".