Путин и оппозиция: что дальше?

Давно отработана четкая картина мира, где роли действующих лиц политики расписаны заранее.
Фото Reuters

Не хотелось бы начинать с этого, но очень уж подходит… В 20-х годах ХХ века нашего вождя его более образованные и знающие коллеги пренебрежительно называли «Картотекой». А партийная дисциплина требовала единомыслия, что все они знали… Что стало позже, всем известно. Как любило своего вождя измордованное им население! Сегодня, конечно, все не так. Но есть что-то общее в ситуации: не относитесь к соперникам (тем более любимым населением) с пренебрежением! Постарайтесь наладить контакт! Не доводите дело до проигрыша, когда погибнуть могут многие, если не все!

Если бы в 1881 году страстные искатели правды и справедливости не убили Александра II, Россия могла бы получить конституцию Лорис-Меликова. Тогда если не все, то многое могло пойти иначе. Уроки истории учат тому, сколь невыгодно высокомерное пренебрежение, насколько страшна слепая ненависть, которая мутит рассудок. Я не зову к евангельскому всепрощению, но думать о результатах важного для вас же дела всегда стоит.

Тактика баланса

Лично мне Путин по многим причинам несимпатичен. Но он наш президент и, как ни крути, значимая политическая фигура. Его когда-то с тщанием подбирали и после проверки на пригодность предложили стране. А сделал это Ельцин – с подачи тех, кому доверял. С точки зрения демократии это недопустимо. Но о какой демократии можно было говорить в реалиях конца 90-х годов? И вовсе не потому, что мы, такая уж доля, к демократии негодны. А из-за того, что борьба за власть в нашей и правда ведь очень далекой от демократических правил и процедур стране, давно уже расколотой между вестернизованной верхушкой и антизападным по ментально-мировоззренческому стереотипу большинством, дошла тогда до кульминации. Оказавшийся приемлемым для тех и других, Путин возглавил страну и энергично принялся за дело. Дело же было очень непростым.

Продолжать реформы, не нравившиеся пострадавшему от них населению, значило вызвать огонь со стороны архаично-антизападного и зараженного бациллой коммунизма большинства. А выступить против означало лишиться поддержки Запада и рисковать конфронтацией с ним, что было неприемлемо для команды президента, порвавшей с коммунизмом и ориентировавшейся на получение сверхприбылей от подорожавших углеводородов. Сделав выбор, но не стремясь его афишировать, Путин вынужден был избрать тактику баланса. Конечно, вместо опасного циркового балансирования можно было бы призвать на помощь характерную для либерально-демократического Запада тактику медиации. Смысл ее в подчеркивании основополагающих принципов сосуществования, которые приемлемы в каждой нормальной стране для всех: правых, левых и центра, кроме разве что экстремистов-маргиналов. Они и должны были стать основой нормативной традиции, каждое слово которой – в этом смысл объективно работающей демократии – обязано быть для абсолютного большинства населения вне сомнений. Но этот необходимый для гражданского общества консенсус, по определению, присущ только обществу граждан.

У нас никогда не было ни гражданского общества, ни консенсуса по основополагающим социополитическим принципам, так что надеяться на медиацию, призванную сглаживать акценты и хранить нормативы, оставляя экстремистов на уровне безопасных маргиналов, не приходилось. Медиация в России, напоминают наши культурологи, никогда не работала. Президент это понял, но выбрал не ее, медиацию, а тактику баланса. Почему?

Страна наша к буржуазно-частнособственническому хозяйству не привычна. Но на этом проблемы того, кто стал президентом в очень тревожный для страны период, отнюдь не кончились. Его окружение ждало платы за поддержку и за это готово было поделиться. Такого рода верхушечный общественный договор и лег в основу системы управления, с тенденцией к отмене наметившейся было при Ельцине, пусть еще в силу обстоятельств не вполне последовательной, но все же политике разделения властей. Вся она оказалась теперь сосредоточена в руках президента, благо буква принятой в условиях мятежа 1993 года Конституции давала возможность сделать это. В итоге губернаторы и судьи, парламентарии и чиновники, министерства и партии стали зависимыми исполнителями, а бизнесмены помельче – весьма желанной добычей коррумпированных администраторов. Это означало возврат к структуре власти-собственности (власть первична и всесильна, подданные и собственники, коли они есть, бесправны и подвластны аппарату администрации).

Структура эта, доминирующая на Востоке, была нормой и для старой и советской России, что немало облегчило задачу, а приток нефтедолларов, как и начавшие работать реформы, способствовали за первые два его срока заметному улучшению уровня жизни. Но то ли люди начали жить богаче, то ли пришли в себя те, кто поддался истерике и крикливо обвинял проклятый Запад во всех наших несчастьях. Но как бы то ни было, многое менялось, включая и самого президента. Поставьте себя на его место. Он не рвался к власти – ее ему поднесли на блюдечке с голубой каемочкой. Но коль скоро поднесли – принял и начал осваиваться. Человеком оказался вполне современным – имею в виду времена, когда люди мгновенно делали состояния и заботились, чтобы достигнутое не пропало бесследно, тем более не кануло в пучину бурлящего хаоса и мощного протестного взрыва.

Путин усиливал нажим на то, что вызывало нестабильность. Хлесткие речи, суровые решения призваны были засвидетельствовать, что президент помнит об антизападно настроенном большинстве и активно посылает ему успокоительные сигналы. Но сам он и его команда, если и не либералы, то предпочитающие капитализм, были единодушно ориентированы на Запад, где хранятся и работают их капиталы, приобретается дорогое жилье, живут их семьи, учатся дети. И потому не могли не посылаться сигналы и другого характера. Важна не строгая парность, важен принцип. И после двух законных своих сроков Путин пошел на то, чтобы уступить третий другому, в период правления которого (исполняющего обязанности президента) страна начала уже тяжело дышать. А резко все обострилось, когда выяснилось, что оба они безо всякого участия населения решают, кто далее станет править. Что в сентябре 2011 года вызвало у многих острое недовольство и привело к резкому оживлению социополитической активности, особенно в столице.

Митинговая активность

Не то что это стало полной неожиданностью, но будоражащий элемент внезапного пробуждения сыграл роль. В ответ власть обеспокоилась. Начали приниматься меры, чтобы недовольство не стало сметающей все лавиной. Денег не жалели. Появились отряды орущей проправительственной молодежи, резко возросла численность ОМОНа. Но люди как бы проснулись, оживились, стали выходить на улицы. Накануне выборов в Думу и особенно после них митинги начали следовать один за другим, собирая многие десятки тысяч тех, кто не без оснований чувствовал себя обманутым нечестным подсчетом голосов. И жизнь в стране резко изменилась.

Власть лихорадочно действовала, ибо через три месяца после Думы должен был переизбираться президент. С выбора – сговора между двумя главными кандидатами на высшую должность – все и началось. Новым президентом призван был стать опять Путин. И это, добавлю, происходило на фоне все более громко звучавших событий арабской весны, сбрасывавшей всевластных многолетних правителей. Ситуация вполне понятна. Начались истерические крики о нежелательности революций, особенно оранжевых (вполне мирная оранжевая была на Украине именно в связи с нечестным подсчетом голосов на выборах президента). Три месяца шла серьезная улично-площадная митинговая борьба за честные выборы. Президент и его команда активно использовали административный и бездонный финансовый ресурс. И выиграли, добившись умиротворения части митингующих. Но это означает, что митинговая активность привела к тому результату, которого и следовало ожидать.

Новый президент Путин уже не сможет быть равным прежнему Путину, что неплохо фиксируется принятым в Интернете обозначением 2.0. Этот символ как раз и фиксирует все то, что сделали и сделают те, кто начал с активности на митингах, объективной целью которых (речь, оговорюсь, не о субъективной злости лозунгов типа «Путин, уходи!») было поставить всевластного президента на место. Митинги родили лидеров. Частично воспрянули духом те, кто давно зарекомендовал себя в качестве осуждающих власть. Но появились и новые, в том числе такие, кто распространял в Сети (а роль ее в наши дни трудно преувеличить) данные о коррупции, этой раковой опухоли на теле России, о зависимости от репрессивного суда, о беспределе криминала и покрывающих его «правоохранительных» органов. А с этим власти ничего не могли поделать. Против фактов трудно идти, хотя считаться с ними означает признавать свое поражение. И выход был найден в резонном стремлении приоткрыть клапан, дабы не взорвался кипящий уже котел. Роль клапана, по замыслу идеологов режима, должна была сыграть значительная по размеру и роли партия правых, ориентированных на Запад.

═ Общество взбудоражено. Сохранение статус-кво неприемлемо для очень многих. Фото Reuters

Вакансия и претенденты

Идеологи режима начали заботиться об этом задолго до того, как котел стал закипать. Они сознавали, к чему идет дело, и понимали, что легально сосуществующие с правящей партией нового типа другие партии так называемой системной оппозиции не только не являются правыми (нелепое, но привычное у нас членение на левых и правых, не совпадающее с общепринятым на либералов и консерваторов, на что в свое время обращал внимание блестящий наш политолог-публицист Дмитрий Фурман, путает читателя), тем более либералами, но много менее либеральны, чем сама правящая партия. А стране нашей для ее социополитической устойчивости, ради которой президент так старался, нужна была либерально-демократическая партия центра. Ее попытались создать, благо формально она в остаточном виде («Правое дело») существовала, хотя и в силу разных основательных причин влачила жалкое существование.

Летом прошлого года по инициативе Кремля либерально настроенному миллиардеру Прохорову было предложено возглавить эту партию, которая, со своей стороны, согласилась на любые его условия. Но эти условия не понравились инициаторам проекта, и те, придравшись к мелочи (речь о приглашенном в партию Ройзмане), сорвали все предприятие. Как теперь выясняется, к лучшему.

Миллиардер наш не обиделся, но, решив всерьез изменить свою карьеру, стал готовиться к политической борьбе, к выдвижению своей кандидатуры в президенты. И когда те двое, что решили проблему основного кандидата и вызвали в стране бурю недовольства, оценили ситуацию, они поняли, что кандидат от правых (либералов) в новой обстановке был бы очень желателен. Большинства он заведомо не наберет, а иллюзию демократической борьбы создаст. Вот Явлинский с его социал-демократической программой для этого явно не подходил (отчего формально и не прошел), а Прохоров оказался на месте, но уже не как ставленник Кремля, а как фигура вполне самостоятельная и притом объективно власти очень даже нужная и выгодная. С этого все и началось. Выборы показали, что в двух столицах и городах-миллионниках у нашей либерал-демократии, то есть политического центра, много сторонников. В столицах Прохоров занял второе место, оттеснив коммунистов. Тем не менее все остались при своих, а Путин был избран президентом в первом туре, хотя и не без скандалов. Но дальше-то что?

Проблемы либеральной демократии

Речь не идет и не может идти о резкой ломке старой социополитической системы и о замене ее либерально-демократической с правами, свободами, разделением властей и демократическими процедурами. Это в лучшем случае цель, но не утопия ли она? Я, скептик и более пессимист, нежели оптимист, не очень-то в это верю. Нужно, чтобы стечение обстоятельств и слепая удача были на нашей стороне, чего за более чем тысячелетнюю историю России не часто случалось, скорее наоборот. Но надежда есть, и я постараюсь ее обосновать.

Первое. Традиционная русская матрица, обстоятельно исследованная культурологами и до сегодняшнего дня доминирующая, почти подорвана. Общинная деревня-мир, бывшая ее основой, уходит в прошлое. Правда, не так легко уходят вместе с ней ментально-мировоззренческие антизападные стереотипы. Они перекочевали в города, где продолжают и сегодня задавать тон. Но в городе, открытом для внешних влияний, все же легче будет бороться с этим, особенно если власть изменит политику и предпочтет балансированию медиацию, основанную на благодетельной для всех стран и народов мира вестернизации. Именно это успешно проделали с китайским электоратом сингапурский Ли и, как ни парадоксально, коммунистические лидеры Китая. К ним я бы прибавил нелюбимых у нас Пиночета и Саакашвили, которые, несмотря ни на что, успешно справились с той же задачей.

Второе. Еще вчера Путин и все, связанные с ним (имя им – легион), в ярости боролись за себя, и все средства были хороши. Сегодня они пока еще раздумывают, как быть. Завтра будут осознаны их задачи – удержаться, что-то уступить, дабы не пропасть. Встаньте снова на место Путина и постарайтесь понять его сложности. Балансировать далее, что он успешно делал более десятка лет, смерти подобно, ибо ведет к социополитическому коллапсу. Страна пробудилась и уже никогда больше не замрет, не заснет. Растет новое поколение непуганых, и оно не примет прошлых условий игры, скорее подойдет само и подведет страну к уровню взрыва. Поэтому лучше всего Путину, уже совсем не молодому и, главное, ничего серьезного не могущему сделать, теперь потихоньку уйти. Но как?! Не забудем: он заложник свиты. Да и уйти просто некуда, дороги куда-либо вне страны у него в случае чего просто не будет.

Поэтому приходится действовать, и нет других путей, кроме как уступок в сторону. Кому уступать? Коммунистам? Нелепо. Националистам? Опасно. Как это ни покажется парадоксальным, лучше, легче и целесообразнее всего уступить либералам, которые в случае их успеха по крайней мере не разорвут на части. Уступать можно и должно постепенно, с точно просчитанной мерой предосторожности, а то лавиной ведь все может пойти. Мера же будет продиктована обстоятельствами. Вначале мелкие реформы вроде тех, что уже обсуждает Дума, или призыва Прохорова в правительство (шаг более значим, чем кажется; это реально наилучшее решение; другое дело, что для самого Прохорова оно пока неприемлемо, ибо грозит, во всяком случае сегодня, загубить все). Но главное в том, что разумная ставка на преобразования сверху вполне реальна. Вот получилось же в Грузии, где не без принуждения, но перестали воровать… А ведь только так можно спасти и себя, и Россию.

Третье. Инициатива сверху сильно улучшает ситуацию. Горбачеву было неизмеримо труднее, но его имя навсегда войдет в историю. А при сложившихся в стране обстоятельствах любой новый авторитетный деятель, который пока что не очень успел проявить себя, в случае чего – если это окажется желанным и приемлемым для населения, превращающегося в граждан, – может даже и помочь правителю. Особенно если тот будет инициировать значимые перемены в достижении благих целей. Конечно, не будем преувеличивать, полагая, что желаемого можно достичь в скором времени. Но чем черт не шутит? Гражданское общество создается долго, а нынешнее ускорение темпов – подарок судьбы. Правда, сравнивая нас с китайцами, чилийцами или грузинами, редко кто сделает объективный выбор в нашу пользу. Но если к делу активно подключатся молодые и лучшие, все может случиться.

Четвертое. История наша полна примеров, когда либо властвовало насилие, либо задавало тон невежество. Пока то и другое не преодолены, надеяться на лучшее мало оснований. Но есть такой путь, как успех в разных полезных для общества малых делах. Это очень разумно. Вспомним, что США как общенародная демократия начинались с возникновения снизу бесчисленных форм самоорганизации – местных объединений, групп, комитетов, фондов помощи, сторонников либо противников того или совсем другого. В этом сила гражданского общества, на страже устремлений которого, недеструктивных и социально невредных, всегда стояла власть, вначале пусть хотя бы в лице одного-единственного шерифа.

Формирующееся гражданское общество сильно не митингами и громкими выражениями недовольства, а гласностью и, в противовес всему скверному, очень многими тщательно составленными, мелкими, но ежедневными и гласными (благо есть Интернет!) различными позитивными программами. И здесь очень важна дельная помощь со стороны как раз тех будто бы правых, а на деле умеренно-центристских либералов, которые в момент выборов президента почти стихийно, за неимением ничего лучшего, объединились вокруг миллиардера Прохорова. Не случайно снова упоминаю о его деньгах. Призыв к богатым делиться с народом (Гейтс, Баффет...) в наши дни перестает быть пустым лозунгом. В нашей многострадальной стране именно Прохорову много дано, с него и максимальный спрос. Но – на Бога надейся, а сам не плошай. Никто не претендует на место Творца, но его функции в социополитическом плане могут оказаться созвучными этой позиции. Дело же либерал-демократов – содействовать всему, что может помочь.

* * *

Моя надежда – и на общество, и на власть, ибо только этот оптимальный вариант дает реальные шансы на то, к чему сегодня стремятся лучшие в нашей стране. Я на стороне лучших, либерал-демократ по призванию. Таким был и в те годы, когда для успеха многим приходилось вступать в КПСС. И это не пустые слова. Но сегодня нельзя не считаться с реалиями. А они в том, чтобы – пока и если власть будет вынуждена к этому – действовать совместно с нею и, энергично воздействуя на нее, никогда и ни на сколько не снижая давления снизу, но придавая этому давлению хорошо разработанные и желательно приемлемые для правящих верхов формы, стремиться к компромиссу и в конечном счете к превращению еще далеко не готового к этому народа в гражданское общество. Только при таком непременном условии Россия, полагаю, сможет в бескровной борьбе обрести желанное будущее.