Дожить до реформы

Люди требуют лучшей доли, но помочь им в нашей нефтегазовой экономике очень трудно.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

До сих пор в обществе идет дискуссия о судьбе социального либерализма, заявленного в России в начале 1990-х годов.

В то время мы все (в том числе и те, с кем я работал в правительстве) дружно считали, что свобода в социальном плане заключается в следующем: давайте поможем сильным быть еще сильнее, а слабым, конечно, тоже поможем, но особыми методами, например, адресной поддержкой.

Что значит помочь сильным стать сильнее? Зарплата! Идея была крайне проста и прямолинейна: мы считали, что раз уж в начале 1990-х прошли радикальные реформы, то экономика будет налаживаться, у людей будет большая зарплата и они смогут за счет этой зарплаты содержать себя, свою семью уже не в советском, а в рыночном смысле. Они смогут платить и за здравоохранение, и за образование, и за жилье. А тем, кто беден, повторяю, адресно должно помочь государство. Эта схема была квинтэссенцией тогдашней идеологии.

К тому, что начало происходить в здравоохранении (замещение бесплатности платностью), поэтому и было такое терпеливое и снисходительное отношение. То же самое в образовании. Родилась система обязательного социального страхования, когда фактически из собственной зарплаты мы платили взносы, чтобы потом получать пенсии, оплачивать больничные листы, медицинскую помощь.

Этот замысел был достаточно либеральным. Солидарность выражалась только в том, что тем, кто не может работать, государство (обязательно адресно) должно помогать.

Бедных – 40%

Но 1990-е годы, к сожалению, не привели к материализации этой идеи. Не буду обсуждать, насколько она социально справедлива, но итог получился совершенно противоположный. Фактически плодами задуманного воспользовались 15–20% населения. Не больше. Это те, кто работает в успешных секторах нашей экономики – экспортно-ориентированных, в финансовой и страховой сферах и т.п. Но остальное население от того, что получилось, ничего не приобрело.

Бедность у нас фактически достигает 40%. Прожиточный минимум – не показатель, и от него пора уже отказаться. Он был установлен указом Бориса Ельцина на период кризисного развития экономики еще весной 1992 года. Кризис давно миновал, ВВП достиг уровня 1991 года. Но в том же указе была установлена еще одна черта бедности – минимальный потребительский бюджет. Если считать по нему, то у нас не 17–18, а именно около 40% бедного населения. Минимальный потребительский бюджет – это тот уровень, по которому мы можем сравнивать себя с теми странами, с которыми хотим сравнивать. Это не страны БРИК, а страны «восьмерки».

У нас произошла сегрегация по доступности образования, здравоохранения и культуры. Общество разделилось на две части: одна (относительно небольшая) – те, кто успешно воспользовался новыми возможностями расти, укреплять свое благосостояние, самим обеспечивать все, что для себя нужно. Вторая (большая часть) оказалась не у дел. Им недоступны даже старые солидарные системы образования и здравоохранения, а обязательное социальное страхование обеспечивает лишь мизерную пенсию.

Фактически мы сейчас опять стоим на переломе, как в начале 1990-х годов. Опять задаем вопрос: а что сейчас делать с социальной политикой?

Два вида солидарности

Вариантов два, и они простые. Первый – вернуться к тому, о чем мы говорили в начале 1990-х: давайте все-таки что-то делать с нашей заработной платой. Но тут мы упираемся в «нефтяную иглу». Экономика не диверсифицирована. Заработать нашему населению особо негде. В этом весь вопрос! Не в том, что низкая зарплата, а в том, что негде заработать. А если негде, то нет денег для того, чтобы реализовать свои социальные потребности по своему выбору, исходя из принципов свободы. Остается только уповать на добренькое государство.

Второй вариант более вероятен. Скорей всего, он и будет осуществляться. Это вариант усиления общественной солидарности. Но надо понимать, что есть два вида этой солидарности. Один цивилизованный, другой нецивилизованный. Нецивилизованный – это тот, что мы имеем сегодня в виде «нацпроектов». Это якобы раздача денег. Под видом «солидарности с обществом». Раздача маленьких денег, не тем и не так.

Цивилизованная солидарность заключается в том, что мы должны развернуть свои бюджетные расходы на социальные цели. Примерно так, как сейчас их пытаются развернуть на огромные проекты по инфраструктурам, нанотехнологиям и т.п. Но возникает вопрос: а кто у нас будет работать над реализацией этих действительно нужных проектов? Работать-то некому. Дело в том, что за 1990-е и начало 2000-х годов мы довели свой человеческий капитал до катастрофического положения. И теперь проблема заключается в том, что прилагать принципы индивидуализма к нашему ординарному российскому человеку, живущему в провинции (а таких у нас большинство), было бы, скажем так, ошибкой и заблуждением. Сейчас надо срочно заняться тем, чтобы наш человеческий капитал хоть как-то реанимировать.

Скорая помощь

Посмотрите на состояние нашего здоровья. Посмотрите, что происходит у нас с детьми, что происходит с образованием.

Возьмем здравоохранение. Предположим, мы сейчас пойдем по пути развития там страховых схем. Сейчас нас любят в этом убеждать. Я тоже сторонник страховой медицины, я был и есть сторонник такой реформы. Но, объективно говоря, мы не дозрели до реального разворачивания, допустим, системы дополнительного медицинского страхования. У нас не те доходы и не то здоровье. Надо сначала направить нашему населению скорую помощь, переломить негативные тенденции. Они у нас сильнейшие с точки зрения заболеваемости и продолжительности жизни.

Все разговоры о том, что «нацпроекты» дали какие-то плюсы, разбиваются о статистику. До начала их реализации на здравоохранение государство тратило 2,8% ВВП, сейчас – на 0,1–0,2% больше. В федеральном бюджете на 2008–2010 годы вообще запланировано уменьшение реальных расходов на медицину.

Надо, видимо, цивилизованными способами, при помощи прозрачных бюджетных программ, за счет денег, зарабатываемых на нашем сырье, – направить в здравоохранение хотя бы в два раза больше средств, чем сейчас.

Аналогичная ситуация и с образованием – школьным и профессиональным. Мы можем оснастить школы новым оборудованием, интернетом. Но у нас нет учителя. Те, кто сейчас работает в школах, не обучат, не подготовят тех, кто будет заниматься, условно говоря, нанотехнологиями. Не очень понимаю, что это такое, но обозначим так наше светлое будущее, где мы хотим не только торговать нефтью и газом.

Сейчас, наверное, надо вырабатывать новую социальную идеологию. Это должна быть глубокая идеология, чтобы ее поддержала хотя бы значительная часть общества. При этом обязательно надо соблюсти два условия:

– мы не должны скатиться в иждивенчество;

– мы должны четко обозначить время, в течение которого осуществляем массированную помощь собственному населению. Лет через 15–20 (не меньше!), когда эта помощь сыграет свою роль, мы обязательно должны перейти к схемам, принятым в развитых рыночных странах и построенным на индивидуальной ответственности за собственную судьбу. Мы должны понимать, что этого нам не избежать. Но до этого нам жить еще очень и очень долго.

Налог на самих себя

Выбрать для себя модель социальной политики должно не только государство, но и наш бизнес.

Сейчас многие говорят о необходимости введения компенсационного налога на тех, кто сколотил состояния на приватизации. Я считаю, что никакого пересмотра итогов приватизации быть не должно. Для меня это очевидно. Но вопрос в другом.

Наш бизнес занимает трусливую позицию: пассивно ждет очередного наезда на него. Думаю, что крупные предприниматели должны решиться наложить компенсационный налог сами на себя. Должны создать крупный благотворительный фонд, как это сделали Билл Гейтс и Уоррен Баффет. Десятки миллиардов долларов они не отдают государству, которое их быстро разбазарит, а напрямую направляют на решение социальных проблем.

Только таким образом роль бизнеса и в политике, и в обществе можно поправить. И общество поймет, что с бизнесом можно сотрудничать. А на этой базе можно по-другому, на равных, разговаривать и договариваться с властью.