Валерий Богомолов: «Единую Россию» пытаются «приватизировать» местные власти»

Валерий Богомолов: «Мы всегда подчеркивали свой интернационализм – чтобы выбить опору из-под КПРФ».
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

- Как скажется ликвидация губернаторских избирательных кампаний на позициях «Единой России» в регионах?

═

– «Единая Россия» будет вынуждена гораздо больше внимания уделять работе по формированию качественных региональных законодательных собраний. Мы стремимся к созданию сильных, эффективно действующих фракций, способных отстаивать при голосовании наши ценности. В этом заключается основной смысл работы партии на местах.

═

– Каково сегодня положение «Единой России» в местных парламентах? Насколько оно прочно – ведь именно региональным законодателям предстоит назначать губернаторов?

═

– «Единая Россия» представлена фракциями в 48 региональных парламентах страны. Кроме того, имеется более 11 фракционных групп, большая часть из которых не может пока стать фракциями по чисто техническим причинам: по регламенту этих заксобраний фракции попросту не предусмотрены. Отмечу, что примерно в 42% региональных законодательных органов наши фракции составляют более половины общего количества депутатов. К примеру, назову такие области, как Тверская, Саратовская, Тюменская, Челябинская, Республика Татарстан и другие. До конца этого года в ряде российских регионов пройдут выборы, причем уже по новой – смешанной системе, а значит, в них появятся фракции. Мы работаем на победу.

═

– Летом руководство «Единой России» активно занималось перегруппировкой сил в региональных отделениях партии. С чем это связано?

═

– Вопрос вот в чем. Одно дело – партия, стремящаяся в Государственную Думу, другое – завоевавшая уверенное парламентское большинство. Это уже политическая сила, с которой следует считаться. Это особенно остро понимают на местах, то есть в регионах. Поэтому в весенне-летний период (когда у нас проходили партконференции) были заметны попытки получить себе в руки этот важный «политический рычаг». Логика железная: получить влияние в региональной структуре «партии власти» (использую ваш журналистский термин). Иные губернаторы не прочь иметь при себе своеобразный политотдел и в то же время – дополнительную дорожку «к сердцу центра». Бизнес также заинтересован в усилении своего присутствия в партии парламентского большинства. Вы заметили, что лоббистские усилия и успехи бизнеса в Центре с усилением однородности Госдумы стали менее результативны? Зато этот процесс активизировался в регионах. Бизнес хочет компенсировать недостаток влияния в Центре усилением давления на местах. Мы отслеживали и пресекали попытки такого лоббирования в региональных политсоветах. Надо было помочь местным отделениям пройти мимо этих двух соблазнов: приклониться к административному ресурсу или к «денежному мешку». На этой почве у нас даже возникали острые коллизии. В Липецкой области, к примеру, наблюдалась явная попытка «приватизировать» партию – со стороны и губернатора, и главы Новолипецкого комбината Владимира Лисина. Я сказал губернатору: «Если хочешь – вступай в нашу партию, и тогда события начнут развиваться в рамках внутриуставного порядка, но если сам хочешь стоять в стороне и при этом влиять на партию, то нам такого влияния не надо». А схема влияния бизнеса весьма проста: с помощью спонсорских средств воздействуют на политсовет, а потом из членов политсовета выбирается секретарь, и этот человек уже вынужден будет прислушиваться к мнению своих «хозяев». Мы стараемся не допускать такие конструкции – создаем систему сдержек и противовесов. Для нас важно главное: чтобы региональное отделение было именно отделением федеральной партии. В результате пришлось некоторые местные партийные организации, например в Липецкой области, основательно перелопатить: посмотреть – кто и с какой целью пришел в партию.

═

– Не кажется ли вам чрезмерным для будущей кампании 7-процентный избирательный барьер, коль скоро выборы будут происходить по пропорциональной системе?

═

– Я считаю, что барьер должен быть разумным: чтобы он не позволял множиться партиям «живой» или «мертвой» воды. Смех смехом, а ведь одна такая квазипартия – «Единение» – на путанице со сходством наших названий отбила у «Единой России» на последних выборах в Государственную Думу 2,5%. Так что барьер должен быть – у нас слишком много так называемых партий участвует в выборах. До того момента, пока в России не установится абсолютно демократическая, логически выстроенная многопартийная система, 7-процентный барьер на федеральном уровне необходим – для того, чтобы отсечь маргинальные структуры и тех людей, которые хотят прийти с желанием только покричать в Думе. В то же время на местах выше 5% барьер поднимать не стоит – чтобы дать людям возможность приобрести политический опыт, толерантность, понимание друг друга. Чтобы они не начинали свою политическую деятельность, лишь освоив умение «чернить» своего оппонента.

═

– Нет ли у вас ощущения, что после назначения кабинета Фрадкова президент забросил «Единую Россию»?

═

– Это неправильное представление. Могу сказать, что мы ни на один день не ощущали потери интереса президента к нашей партийной деятельности. Были многочисленные встречи с ним: Борис Грызлов встречался с Владимиром Владимировичем в рамках Госдумы, неоднократно мы встречались потом в расширенном составе, когда присутствовали мои заместители по генсовету и заместители спикера по Госдуме, я имею в виду Олега Морозова, Вячеслава Володина, Владимира Пехтина, Владимира Катренко. В таком узком кругу встречи проходят достаточно регулярно.

═

– Многие политологи считают партию временной структурой, созданной президентом только для победы на выборах. Говорят, что по этой причине «Единой России» отмерен недлинный срок существования.

═

– В вашем вопросе кроется сразу несколько заблуждений. Например, «Единая Россия» – это только инструмент Кремля, и больше ничего. Заблуждение глубочайшее, потому что «Единая Россия» – это политическая партия со всеми вытекающими отсюда последствиями. Все, что относится к демократическому понятию партии, присутствует в «Единой России». Кроме того, что плохого в том, что «Единая Россия» – политическая структура, которая имеет родовую связь с Кремлем? Ведь Кремль – это аппарат президента, а мы говорили, что нашим неформальным лидером является Владимир Владимирович. Глупо и политически неправильно отрицать это обстоятельство. Но, являясь политической партией, мы будем исходить в нашей деятельности из интересов не только тех чиновников, которые так или иначе близки нам по взглядам, но из того, насколько эта линия согласуется с наказами и заветами наших избирателей. В частности, мы понимаем, что социальную реформу надо проводить, а не впадать в истерику, как только начинается движение в ее сторону. Проводить осторожно, с оглядкой на настроения населения. Как и любая другая реформа, она неоднозначна. Но если мы ничего не будем делать, то возникнет застой, который еще хуже: как говорят, быстрее ломается неработающая машина. Так что глубоко заблуждаются те, кто думает, что «Единая Россия» – это партия-«однодневка». Вовсе нет! Наша партия – «пилотный проект» нормальной демократической партии без большевистских закидонов, свойственных предыдущим демократическим партиям и «Родине». Мы, естественно, отличаемся от старых партий маргинального типа – таких, как КПРФ.

═

– Вы ждете появления других влиятельных партий в России?

═

– Безусловно, в России появятся еще партии и, конечно, это произойдет еще до того, как Путин закончит свой легислатурный период. Я думаю, возникнет еще нормальная социал-демократическая партия. Состоится ли она на базе «Родины» – не знаю, я лично глубоко сомневаюсь. Убежден: та идеология, которую проповедует Рогозин, – не столько националистическая, сколько директивная. А самое главное – она агрессивная, зомбированная. Нельзя в демократической стране строить свою идеологию на агрессии. Если создавать тоталитарную партию, то да, тогда надо кричать: вперед! Второе – ни в коем случае нельзя предлагать простые решения сложных задач. Это уже попахивает и большевистским красным тоталитаризмом, и кое-чем еще похуже.

═

– Соперников среди существующих партий вы не видите?

═

– Пока не вижу, и вот почему: это могла бы быть КПРФ, но она чуть-чуть потеряла движение и очень быстро превращается в маргинальную бюрократическую структуру, а социал-демократического перерождения у них не произошло. Все-таки надеюсь, что здоровые силы из КПРФ и «Родины» пойдут по такому пути создания социалистической партии, которая бы базировалась на признании частной собственности, рыночного хозяйства, необходимости проведения демократических реформ, в этом она практически не должна от нас ничем отличаться. Может быть, только большей социальной направленностью, то есть большим детерминированием социальных программ, требованием социальных уступок, «социальных передышек». Но не призывами «к топору». Истерикой и митингами проблем не решить.

═

– Считается, что вы – партия чиновников.

═

– 49% у нас составляют служащие. Но это далеко не одни губернаторы и мэры – у нас очень большая прослойка провинциальных учителей, врачей и представителей патриотически настроенных слоев населения, которые хотят, чтобы движение России вперед сочеталось с традиционными российскими ценностями. Есть у нас и работники промышленности. Мы включили туда и предпринимателей, и директоров предприятий. У нас есть работники сельского сектора – 8% состава. Но если взять данные о том, как и кто голосовал на последних парламентских выборах, то можно убедиться, что около 32–35% наших избирателей составили деревенские жители. Потому что это люди традиционно мыслящие, а мы всегда подчеркивали свой традиционализм. В частности, для того, чтобы выбить опору из-под КПРФ, которая тоже выступала в качестве патриотической партии. Поэтому Кубань и Ставрополье, вначале активно голосовавшие за КПРФ, отдали нам свои голоса.

═

– Какое число партийцев в вашей структуре вы считаете оптимальным?

═

– У нас сейчас свыше 830 тысяч членов партии. Я считаю оптимальным миллион или чуть больше миллиона. Это число позволяет партии быть достаточно активной. В то же время мы не хотели бы, чтобы наша партия раздулась до неимоверных размеров, как это было с 17-миллионной КПСС.

═

– Чем опасен такой неконтролируемый рост?

═

– В партию придут люди, которые будут решать свои задачи. В такой ситуации теряется партийное влияние. К тому же к этим 17 миллионам КПСС шла почти 50 лет. У нас есть институт сторонников, который нам позволяет, не принимая людей в партию, достаточно активно с ними работать, а в дальнейшем использовать в качестве проводников наших партийных интересов.

═

– Например, Шойгу?

═

– Да. Шойгу не член партии. И не будет им даже в том случае, если мою поправку примут окончательно – потому что он военнослужащий, генерал армии.

═

– Что за история с членством Грызлова?

═

– Некоторые интересовались: когда Богомолов примет Грызлова в партию? Почему он его не принимает, это что – конфликт между ними? А на самом деле Борис Вячеславович только приостанавливал свое членство, потому что, когда он стал министром внутренних дел, у него уже был партийный билет. Так же, кстати, поступил Александр Жуков. Сейчас, когда высшим чиновникам и парламентариям разрешена партийная принадлежность, этот вопрос уже не вызывает прежнего интереса.

═

– Правда ли, что вы были одним из инициаторов поправки в закон, разрешающей партийность чиновникам высшей категории?

═

– Это верно. Но некоторые газеты, к примеру, свели все чуть ли не к тому, что Богомолов хочет стать министром. Замечу: министром я мог бы стать и без этого, приостановив членство в «Единой России».

═

– Нет желания?

═

– Честно говоря – нет. Я дипломат и политолог по своей подготовке, по опыту работы и по характеру. Соответственно привык, если мне поставили задачу, то обязательно ее решить. Используя при этом методы чисто дипломатические – разговор, убеждение, постановка четкой задачи, движение вперед шаг за шагом. Сразу в атаку с шашкой – для меня это неприемлемо. Окриком политические вопросы не решаются.