Несложный одинокий человек

- Павел Семенович, раньше ваши фильмы рассказывали нам о простых людях. Что вас вдруг потянуло на олигархов?

- А олигархи разве сложные люди? В картине "Свадьба" видишь микромир, а тут мир укрупненный - развился от клетки до слона. "Олигарх" - это попытка увидеть (и показать) 15 лет жизни нашего государства. Интересно, время с такой скоростью меняется, и люди сами уже забывают все, что с ними происходило. Вот как сейчас объяснить (и особенно иностранцам), что такое возникновение первых кооперативов? А это было всего-то лет 12 назад. Что такое первые совместные предприятия? Что такое разрешение продавать и покупать на доллары? В сценарии мы выстраивали цепочку этих экономических превращений и замечали сами: то, что тогда казалось совершенно невероятным, сейчас уже так устарело, что даже и у нас объяснить никому невозможно.

Хотелось еще показать формацию: общество, ценности, отношения между людьми - история-то все-таки не о бандитах. Это история о группе образованных, интеллигентных, в общем-то, людей - университетских ребятах, которые вошли в бизнес. И что с ними происходит.

- Так они становятся бандитами?

- Конечно, нет. Потому что бандитами нельзя стать. Бандиты не люди, по-моему, это метафизическое состояние. Но то, что они с ними имеют дело, бесспорно.

- Этот фильм о развитии государства за 15 лет или об изменении личности?

- Скорее об изменении личности, изменении ценностей и о том, какими мы были веселыми и наивными, когда весело и бодро входили в эту жизнь и в это время, и как это время с нами потом пытается разобраться. Но это еще и повествование о вечном российском противостоянии свободной личности и государственной системы. И мы это видим сейчас, как снова категория свободы вышла на передние рубежи в результате, может быть, не очевидной политической борьбы, но каких-то противостояний государственных.

- Кто-то из ваших героев, может быть, разочаровывается, а кто-то, вероятно, впадает в полную эйфорию от того, что с ним произошло за 15 лет?

- Конечно. В фильме есть человек, который покончил жизнь самоубийством. Другой стал отступником и предал. И картина эта, кстати, скорее не "Олигарх", а "Как стать олигархом". И главный герой - в конце концов и несмотря ни на что - все-таки превращается в олигарха.

- А кто такой русский олигарх?

- Вы знаете, олигархи остались только в России. Никто в мире не понимает больше значения этого слова. Во Франции, Англии, когда говоришь "олигарх", они понимают, что это что-то из древнегреческого. Но что именно, им неведомо.

- Но вы-то, Павел Семенович, продумали концептуальное значение этого слова?

- Ну, что это такое? Это люди, накопившие такое богатство и влияние на общество, что могут менять жизнь этого общества, не будучи как бы официально избранными, не являясь ни членами правительства, ни представителями каких-то официальных людей. Но тем не менее именно они влияют на жизнь всех живущих здесь людей, хорошо ли одетых, плохо ли, - об этом тоже можно рассуждать. Но, видимо есть такие моменты в жизни, когда именно вот это олигархическое влияние определяет этапы развития. Понятно же, что соединение Форда, Моргана и Рокфеллера в 30-е годы в Америке определило неким образом развитие того общества.

Олигархи вдруг возникают, а потом куда-то исчезают, и это очень странно. И не совсем они так растут, как грибы под дождем. Но есть, наверное, какая-то внутренняя необходимость для их рождения, и они заполняют какую-то нишу, когда подсознательно общество само не совсем понимает, куда ему идти, и подсознательно начинает требовать их. А потом то же общество начинает возмущаться и их чудовищно выкорчевывать, когда они больше уже не нужны. Но именно, когда хаос и неясность и кажется, что все разрушается, возникают люди, которые владеют-таки даром объединять и организовывать все вокруг себя.

- Ваш фильм жесткий?

- Достаточно жесткий, но с мягкой юностью. Может быть, это моя ошибка восприятия, но когда я был еще молодой, для меня та жизнь была абсолютно безответственной и невинной. И у меня остатки брежневского времени связаны с какими-то комическими воспоминаниями. И, вероятно, так большинство из нас жило - вне проблемы денег, большой карьеры. Это была еще очень веселая жизнь. И чувство постоянного дуракаваляния и веселья, потому что жизнь вроде не всерьез. И жизнь эта вдруг переходит в жесткую, когда появляются деньги, которые приносит власть, а с властью приходят еще большие деньги. И оказывается, что это все уже не шуточки.

- Павел Семенович, вы в ваших картинах пытались представить некий образ русской души. Нашлось ли место для души и душевности в вашей новой ленте?

- Последняя история скорее об исчезновении души, об умирании души. Но, наверное, олигарху очень сложно иметь душу, она мешает ему в работе. Не я первый этот факт открываю. Но я пытаюсь показать специфику исчезновения этого именно в нашей системе. И конечно, душа, дружба, все бескорыстное, все бессмысленное и нефункциональное, все, что не в дело, только отвлекают. Это реальность, которую мы видим вокруг.

- Насколько сильно переработан роман Юлия Дубова "Большая пайка", который лег в основу сценария?

- Очень сильно. История Дубова останавливается на торговле автомобилями, но все, что было интересного, только тогда и начинается. Фильм идет намного дальше - там и телевидение появляется, и вход в большую политику, и попытка создать своего президента, и все другое. Всего этого в романе нет. Но компания людей-героев вышла из него. Мы работали с Дубовым вместе, и у нас очень хорошие отношения.

- И именно он подсказывал, что было с героями дальше?

- Подсказывать, что было дальше, не было необходимости - все это читали в газетах. (Смеется.) Люди, наверное, хуже знали, что было вначале. Очень интересно еще и то, как жизнь догнала сценарий. Писался он где-то два с половиной года назад, и были прописаны вещи, которые потом реализовались, - например, "отнимание" телевидения.

- Павел Семенович, вы забыли, что сказанное сбудется, и нарушили правило?

- Это, наверное, было просто правильно угадано, увидено, замечено и рассчитано. Знаете, когда на уток охотишься, надо выстрелить в то место, где утка будет через долю секунды. И пуля с уткой как бы в пустоте пересекаются.

Скажу, что для меня это, конечно, все новое - ведь я не делал никогда ничего серьезного (в смысле фильма) с элементами политического взгляда. Но и этого, боюсь, не выдержал: все у меня, вероятно, не совсем серьезно, потому что все равно тянет в какую-то эксцентрику и через воспоминания идет много смешного. Но тем не менее я попытался коснуться здесь и еще одного восприятия - вечного по всей истории нашей жизни: всегда есть противопоставление себя-одиночек власти и государству.

- Олигархи одинокие люди?

- Наверное, все богатые люди одинокие. И это может свести с ума, когда все как бы тебя хотят и любят не за то, что ты есть. А может быть, и за то. (Смеется.) И это колебание и есть то, что доводит до умопомрачения.

И еще. Ведь совсем необязательно отождествлять себя с системой: живешь сам по себе - разве этого недостаточно? И что кто должен кому еще доказывать? Но существует и живет это дикое устремление прильнуть к власти, совпасть с ней, понимаете. Это тоже исторически российское.

- Может, это склад психики такой своеобразный?

- Я не знаю почему, может быть, для безопасности собственной они это делают. Но всегда есть такие люди (я не говорю - плохие они или хорошие), которые мгновенно ставят себя в позицию реализации своей свободы. И все остальные уже чужие, практически враги и диссиденты. И сейчас поиск свободы, чувство свободы, по моим наблюдениям, снова сталкиваются с движением на отказ от свободы. Мне представляется это очень важным, существенным и принципиальным.

- Итак, ваша следующая картина о свободе?

- Вероятно, все, что я делал, так или иначе связано с темой свободы, начиная с "Такси-блюза". Так же и здесь, кроме быстрого ума и всего другого, я думаю, за каждым олигархом стоит желание свободы и желание создать свой мир, отгородившись от всего, и в нем быть абсолютно свободным.

- А может ли личность получить свободу каким-нибудь другим способом?

- Каждый решает это сам. Я, уже как убеленный седой бородой человек, вероятно, здесь должен сказать что-нибудь о монастырях и об отшельничестве, но мне почему-то не хочется про это говорить. Я считаю, что движения к свободе - это главные исконные пульсации человека творческого. Если их нет, то люди обречены. И если ты не бьешься, а начинаешь сдаваться и объяснять самому себе, что свободы нет, мол, и рыпаться здесь нечего, то ты вообще ничего не стоишь.

- Все считают, что это ваше кино про Бориса Березовского?

- Наверное, так все и будут говорить. Про Бориса Березовского вообще не надо делать художественное кино, про него надо делать кино документальное. Вот он есть живой и, может быть, даже и не возражал бы. Я не понимаю, почему, кстати, этого не делают. Березовский своей необычностью и яркостью был одним из прототипов, но есть и другие. Он один из многих, но, конечно, интереснейший. Наверное, и Дубов написал эту книгу, потому что работал с Березовским. Но наш герой - собирательный образ. Наш рассказ - не биография Березовского, и нет большого портретного сходства.

- Кто-то из состоятельных людей поучаствовал деньгами в этом проекте?

- Честно говоря, нет, и я даже был удивлен. Наверное, потому что эти люди всегда ищут политических эффектов. Никого не интересует реальная попытка разобраться, где добро и где зло. Никто не хочет, чтобы показывали его в его же зеркале.

У нас в пополаме выступили французские и русские деньги, но никакого золотого дождя не было. Скажу, что даже делали этот фильм в некоторых стесненных материальных обстоятельствах, хотя потом все равно все станут считать и пересчитывать. Вообще с деньгами меня как-то обносит. Я слышал, что здесь какие-то малоизвестные люди работают с какими-то бешеными деньгами. Но это другая специальность - находить их. Меня деньги, как пуля, облетали всегда вокруг.

- А французам какой смысл вкладывать деньги в русское кино про русского олигарха?

- Любопытство, думаю. Они на каждый фильм дают мне деньги, я понимаю: то, что я снимаю, им просто почему-то интересно. И потом фильмы, которые я делаю, не могу сказать, что они очень коммерчески успешные, но они и не провальные.

- Когда вы вернетесь в Москву?

- Через месяц, когда закончу этот проект.

- Есть следующие?

- Конкретных нет, но есть задумки. Не уверен, что получится, но мне бы очень хотелось снять такую европейскую историю об американце, потерявшемся на Кубе. Она должна быть смешная и печальная. Мне близки истории про неудачников в распадающемся социализме, который везде одинаков, но со своей спецификой.

Из русских проектов я очень сильно думаю о "Хаджи-Мурате". Там все та же проблема свободы. И потом в этой вещи, как в капле воды, все проблемы будущего века - может ли совместно жить Европа и Азия, хотя бы рядом, не убивая друг друга, и какой это будет уклад. И вообще, сколько в нас самих Европы и сколько Азии.