Для меня Межиров до сих пор один из самых молодых, неожиданных и ритмически самобытных современных поэтов.
Формально Межиров принадлежит к так называемому "фронтовому поколению": и впрямь ушел на войну мальчиком, а вернулся зрелым поэтом. Но сам он против советских ярлыков всегда резко возражал:
Всех в обойму единую втисни.
Остриги под гребенку одну.
Мы писали о жизни -
о жизни,
Не делимой на мир и войну.
Межиров, как и его ровестники Слуцкий и Самойлов, сумел военный опыт вдохновенно преобразить в общую метафизику бытия. "Мы под Колпином скопом стоим. / Артиллерия бьет по своим. / Это наша разведка, наверно, / Ориентир указала неверно. / ┘ Мы под Колпином скопом лежим / И дрожим, прокопченные дымом. / Надо все-таки бить по чужим, / А они по своим, по родимым┘" О чем это: о боях в Синявинских болотах, где Межиров был тяжело ранен (за два года он прошел путь от рядового да замкомандира стрелковой роты), или о социуме в целом?
Он - не изменяя своему дару - постоянно рос и менялся. Он развивал на новом витке традиции Блока и Ходасевича. Он сумел соединить лирическую просодию с эстетикой цирка и даже трагического шутовства, - "чтобы вновь над культом силы в клоунаде хохотать".
Я жил в морозной пыли,
Закутанный в снега┘
Меня писать учили
Тулуз Лотрек, Дега.
Его вершинное стихотворение "Баллада о цирке" - о бессмыслице бытия и о сохранении человеческого "я" в не приспособленном для этого мире. Тоталитарной несвободе Межиров противопоставил не прямую семантику бунта, но внесмысловое и чуть высокомерное вольнолюбие стиховой музыки, воздуха, ветра, снега. Вольнолюбие чуть заикающейся - как и реальная устная речь Межирова-собеседника - интонации.
Первая книга поэта, вышедшая в 1947 году под редакцией Павла Антокольского, называлась "Дорога далека".
Дорога - как напророчил - оказалась очень далекой.
Пафос знаменитого стихотворения "Коммунисты, вперед!" (написанного, подчеркнем, не на конъюнктурно обкомовском, а на гибельно фронтовом опыте) сменился жесткостью сатирических элегий и беспощадной поэтикой краха.
┘Судьба сложилась так, что с начала 90-х поэт живет в Америке - и его новые стихи, вошедшие в книжку "Поземка" (1997), пронизаны тоскою, одиночеством и вопреки всему благодарностью Богу за горестное счастье мыслить и страдать. "Нью-Йорка постепенное стиханье./ Величественное стеканье тьмы┘"
Помню, в 80-х меня поразило вспыхнувшее на сером журнальном фоне откровение Межирова - краткое, страшное, нежное:
Строим, строим города
Сказочного роста.
А бывал ли ты когда
Человеком просто?
Все долбим, долбим, долбим,
Сваи забиваем.
А бывал ли ты любим
И незабываем?
Парадокс, свойственный подлинной поэзии: написанное в форме вопроса, стихотворение это звучало как ответ, безвыходное - предлагало выход.
Александр Петрович, вы, который - и любим, и незабываем, - живите еще, и еще, и еще, живите, как выпало свыше, живите долго. С днем рождения.