Иллюзии и правда государства

В последнее время в российских СМИ, выступлениях политиков и даже в законодательстве прочно утвердилось понятие "ваххабизм". Сам этот термин известен специалистам достаточно давно, но лишь в середине 90-х гг. его стали использовать применительно к конфликтам, возникшим в среде мусульман Северного Кавказа. На первых порах акцент делался на религиозно-догматических посылках и культовой практике "ваххабизма", отличавших его от так называемого традиционного ислама, сложившегося в течение веков в указанном регионе. Но догматические споры между "ваххабитами" и традиционалистами достаточно быстро переросли в открытые столкновения, которые сначала воспринимались как проявления внутриконфессионального конфликта по вопросам вероучения и не очень беспокоили властные структуры.

Однако уже в 1995-97 гг. центр тяжести в оценке "ваххабитов" переместился на их политическую активность, которая приобрела экстремистский, террористический характер. Определение "ваххабитский" стало употребляться для оценки именно такой деятельности, направленной против государства. "Ваххабизмом" стали называть не просто систему религиозных взглядов, а прежде всего радикальную политическую идеологию и практику, нацеленную на насильственное изменение системы власти.

В результате государственные структуры изменили свое отношение к "ваххабизму", который примерно с 1997 г. стал пониматься исключительно как синоним исламского экстремизма. Этому способствовали события 1998-99 гг. в Кадарской зоне Дагестана и развитие ситуации в Чечне, где в конце 1997 - начале 1998 гг. резко обострился конфликт между "ваххабитами" и сторонниками традиционного ислама.

Пик противостояния "ваххабитов" с государством пришелся на август 1999 г., когда вооруженные отряды экстремистов вторглись из Чечни в Дагестан, опираясь на поддержку местных единомышленников. В итоге этих событий Дагестану был причинен очень серьезный ущерб. Причем в республике сложилось твердое убеждение в том, что причиной этого явилась не просто вооруженная агрессия боевиков, а действия "ваххабитов", которые придерживаются радикальной исламской идеологии и используют лозунги "чистого" нетерпимого ислама. Был сделан вывод о том, что "ваххабизм" - преступное политическое движение, идейные посылки которого исходят из догматически толкуемых положений ислама и неотвратимо приводят к антигосударственной деятельности, в частности к войне.

Это и послужило основанием для принятия в сентябре 1999 г. Народным собранием Республики Дагестан закона о запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории республики. В соответствии со ст. 1 этот акта в Дагестане запрещается создание и функционирование ваххабитских и других организаций, деятельность которых направлена на насильственное изменение конституционного строя. К ним относятся подрыв безопасности государства, нарушение общественной безопасности и общественного порядка, создание вооруженных формирований, пропаганда войны, разжигание национальной, расовой и религиозной розни, посягательство на права и свободы граждан, а также побуждение граждан к отказу от исполнения установленных законом гражданских обязанностей и совершению иных противоправных действий.

Если в журналистском лексиконе использование термина "ваххабизм" еще допустимо (хотя лучше использовать более точный язык), то в тексте закона оно совершенно неуместно, поскольку юридическим понятиям должны даваться правовые, а не религиозные определения. Главное заключается в ответе на вопрос: что нас не устраивает в той деятельности, которую называют "ваххабитской"? Религиозно-догматические постулаты, разделяемые соответствующими организациями и лицами, или их преступные деяния, наносящие ущерб гражданам, обществу и государству? Думается, последнее. По крайней мере с позиции закона и власти. Вот с этим и надо бороться, используя все предусмотренные законом способы и называя указанную деятельность своими именами - преступность, бандитизм, терроризм и т.п. А сугубо религиозные вопросы пусть обсуждают духовные лидеры в рамках богословских диспутов.

Вывод о неприемлемости использования термина "ваххабизм" в законодательстве и иных официальных материалах основан не только на правовых, но и на политических аргументах. Уже сегодня в России соперничающие между собой исламские лидеры обвиняют друг друга в "ваххабизме", а принятие предложенного законопроекта способно лишь обострить этот конфликт, негативно отразиться на отношениях власти с исламом и на оценке ее действий российскими мусульманами. Ведь включение в федеральный закон положения о "ваххабитской деятельности" как якобы самостоятельной разновидности преступного экстремизма не только усилит исламофобию в нашей стране и еще больше настроит общественное мнение на одностороннее восприятие ислама как проводника терроризма, но и создаст опасный прецедент официального признания неравного отношения к религиям со стороны государства, выделяющего среди них именно ислам в качестве носителя идей, провоцирующих преимущественно антигосударственную деятельность.

Представление о том, что для противодействия исламскому экстремизму достаточно простого запрета "ваххабизма" - иллюзия. Очевидно, не даст окончательного эффекта и строгое применение уже имеющегося законодательства. Всестороннее решение этой проблемы требует проведения последовательной государственной политики по отношению к исламу, ориентированной на поддержку объективных и полных знаний о нем, иных, нежели экстремистские, ценностей и целей шариата. Установки "ваххабитов", ссылающихся на шариат в обоснование своих преступлений и претендующих на единственно верную его трактовку, должны быть решительно и аргументированно отвергнуты. Крайне важно выдвинуть идейную альтернативу взглядам экстремистов в рамках самого ислама. Решение этой задачи по степени важности действительно становится вопросом государственной политики.

Обсуждаемая проблема имеет и внешнеполитический аспект, поскольку попытки законодательно поставить "ваххабизм" под запрет вносят напряженность в отношения России с рядом мусульманских стран. В частности, "ваххабизм" у нас принято рассматривать в качестве официальной идеологии Саудовской Аравии и некоторых других стран. Конечно, специалисты знают, что это учение не признается официальной доктриной Королевства, а его суды применяют не только ханбалитский толк шариата. Но в российских СМИ господствует иное мнение. Если же "ваххабизм" будет законодательно признан формой экстремизма, то вполне логичным будет расценить такой шаг как по сути официальное обвинение этой страны в прямой государственной поддержке политического экстремизма в России. Ясно, что такая перспектива не может быть безразличной не только Саудовской Аравии, но и другим мусульманским странам.

Но если эти государства обеспокоены некорректным использованием термина "ваххабизм", то Россию тревожит само явление исламского экстремизма, угрожающее ее национальной безопасности. Вот здесь, на наш взгляд, и обнаруживается поле общих интересов, поскольку проблема так называемого ваххабизма может быть не фактором взаимного отторжения России и исламского мира, а, наоборот, дополнительным аргументом в пользу их сотрудничества.

Такое сотрудничество может, в частности, включать проведение научных исследований по актуальным проблемам современного ислама (включая такие темы, как понятие и пути осуществления джихада в условиях сегодняшнего мира, связи исламских государств с неисламскими странами, современная концепция "осуществления предписанного и пресечения запрещенного" в исламе, исламская оценка терроризма и экстремизма, отношение мусульман к власти в немусульманском государстве и др.), подготовку соответствующих материалов для СМИ, проведение семинаров и конференций. Иными словами, Россия и исламские страны могут и должны сотрудничать в идейном разоружении тех, кого у нас называют "ваххабитами", поскольку лекарство от экстремизма под флагом ислама надо искать в самом исламе.