Комсомольское после боевиков и федералов

ПРОШЛО более двух недель с тех пор, как в селение Комсомольское вошли первые десантно-штурмовые бригады, но до сих пор здесь остаются тупики и места, где не была проведена зачистка или хотя бы поверхностный осмотр. Комсомольское - сильно разбросанный по трем склонам горы и довольно крупный населенный пункт - ныне лежит в руинах. Только редкие сохранившиеся стены напоминают, что здесь был дом. С юга к селу вплотную примыкает лес, откуда боевики получали подпитку в живой силе, боеприпасах и куда выносили тела убитых и раненых. Весь секрет трехнедельного сопротивления Комсомольского - в основательных, глубиной с дом, убежищах, где боевики пережидали бомбардировку, а также в их скрытом перемещении по периметру села и в лес.

Тем не менее военным удалось блокировать часть села так, что осажденные не могли укрыться в спасительном лесу. В плен в общей сложности сдалось более 100 боевиков. В основном это чеченцы, на лицах которых присутствует лишь тревога за жизнь. Но все их поведение (пленные этого не скрывают) говорит лишь о надежде на неизбежную амнистию. Приняв меня по внешности за земляка, пленный боевик бросил по-чеченски: "Ничего, будет и на нашей улице праздник".

Люди, прошедшие проверочные мероприятия в Чернокозово, "зачистку" в городах и селах, а также амнистированные, в основном прибывают затем на места своей прописки. Запрещено без наличия специального пропуска передвигаться по республике. Ночью зачистки не проводятся. К примеру, место, откуда по блокпосту в Грозном вел огонь снайпер-одиночка, стали зачищать только утром, после положенного завтрака. Ночь - время охоты, которую боевики устраивают на неосторожных солдат и группы военнослужащих, неоправданно далеко отошедших от своей части. Мелкой добычей становятся те, кто вышел в темноту в поисках водки. Они числятся, как правило, без вести пропавшими, так как их трупы боевики стараются надежно припрятать, чтобы не вызвать зачисток.

Другая часть боевиков - одиозные личности и фанатики - прячутся в горных расщелинах и лесах. Они не собираются проходить проверку и презрительно смотрят на саму амнистию. Это их все с большим трудом отыскивает армейская разведка, и это они устраивают засады на дорогах, крадутся в сумерках к расположению воинских частей на расстояние до 400 метров (расстояние прицельного снайперского выстрела) и бьют по силуэтам на свету и огонькам сигарет.

В горных селах военные не присутствуют постоянно, они там находятся только для плановых "зачисток", выборочных проверок в случаях, если поступила оперативная информация. С наступлением светлого времени суток военные, расставив посты и огородившись минными полями, сосредоточиваются на местах дислокации вдали от аулов. В горные села, в свою очередь, ночью входят (или возвращаются) боевики для отдыха и пополнения запасов пищи. Значительная часть горных чеченцев симпатизирует боевикам, информация об успехах набегов последних разносится населением по долинам как радостная весть, внушающая надежду, что "русские уйдут обратно".

По рассказам вышедших из осажденного Комсомольского жителей села, военные и предположить не могли, что здесь может быть так много заложников. В том, что они там есть, не сомневались, но сколько - было неизвестно. "Предполагали, что несколько человек, - говорит Александр Самойлов, командир одного из штурмовавших село взвода десантников, - а оказалось десятки. Не бомбить село мы не могли - как иначе уничтожить духов?" По официальным данным, только за последние две недели в селении Комсомольское освобождено из-под завалов разрушенных домов более 25 человек. Под руинами все еще могут быть заложники. Данных о погибших под завалами нет.

У каждого из кавказских пленников своя трагическая судьба. Игорь Юрьевич Ендауров из города Саяногорск Красноярского края был в заложниках с 1993 года. "Сменил" четырех хозяев. Работал на нефтескважинах, ухаживал за скотиной. Четыре месяца назад был продан одному из родственников полевого командира Руслана Гелаева. "Держали в цепях, кормили по настроению хлебом и отходами с кухни. Бараниной - по праздникам. Требовали сменить веру", - неохотно делится воспоминаниями Игорь. Дважды бежал. Находившемуся вместе с ним в плену военнослужащему Виталию за попытку побега публично отрубили голову. Сидевший с ним в одном подвале Дмитрий, тоже военнослужащий, не выдержал, сломался и тихо угас через год заточения. В селе было до сотни рабов, почти все - русские. Была еще одна женщина-врач, кабардинка.

"Если бы не работал, не выдержал бы семи лет каторги", - просто объясняет пленник. Передо мной сидит истощенный и смертельно уставший человек. Обветренному и обожженному альпийским солнцем лицу, кажется, всегда будет присущ этот шоколадно-синий цвет, заторможенные движения и такая же речь. Идти ему уже некуда. Родителей нет в живых, брат неизвестно где. С женой Светланой, которая еще не знает, где он, жизнь не заладилась. Одна забота - две дочки.

В разговоре с Игорем становится не по себе, особенно, когда это касается деталей быта пленников. Корреспондент "НГ" побывал в зиндане в одном из подвалов в Комсомольском. Через несколько минут становится тяжело дышать: вентиляцией служит лишь одно маленькое окошко, выходящее во внутренний дворик дома. Жуткая атмосфера. Ощущение такое, что ребра сдавливаются обвалившимися стенами кирпичного подвала. К отвратительной вони привыкнуть невозможно. Окошко в подвале не дает почти никакого света, и о наступившем утре можно узнать только по пинкам охранников.

Работая от зари до зари, когда голова туманится, кружится и ты забываешь, какой сегодня день, заложники сбились со счета в календаре, который сами для себя вели. Игорь даже не знал, что уже была кампания 1994-1996 годов, что сидел он 7 лет, что ныне в стране новый президент. "Наверное, я должен сказать спасибо Путину, - оживает от летаргии Игорь, - ведь иначе кто меня освободил бы, тем более в Комсомольском?"