Порок не знает границ. В кинолентах Тинто Брасса порок не знает и смысла. Кадр из фильма «Калигула», 1979
Есть такое понятие на свете – хорошие дома. Хорошие семьи. Те, где добрые нравы и традиции порядочности. Характерный признак этих благословенных домов – свершениями прославили родовое имя несколько поколений.Лев Берг, географ и зоолог, появился на свет 26 марта 1876 года в еврейской семье и в 18 лет крестился в лютеранство – ради права на обучение в университете. Поступил, окончил, стал ученым. Его считают основоположником современного ландшафтоведения, классиком гидрологии и ихтиологии. Одним из немногих в советской науке позволил себе иную концепцию биологической эволюции, нежели дарвиновская. В сталинские времена Лев Берг (он умер в 1950-м) превратился в своего рода живой музейный экспонат. Получил ордена и Сталинскую премию, а научное инакомыслие его замалчивалось. А вот у детей его – географа Симона Берга и генетика Раисы Берг – все пошло иначе. Особенно у Раисы, участницы диссидентских протестов.
Другой пример, всемирно знаменитая династия выходцев из Франции – Бенуа. Ко второму ее русскому поколению принадлежал художник-акварелист Альберт Бенуа, родившийся 26 марта 1852 года и ставший первым хранителем петербургского Русского музея. Но окончил он свои дни в 1936 году недалеко от Парижа в эмигрантском качестве. Круг замкнулся.
Искусству необходимы академисты и традиционалисты, но и без авангарда, обновляющего наши представления о границах возможного, жить нельзя. Сегодня отмечает свой день рождения Пьер Булез (1925), композитор и дирижер, работающий именно что на границе. Не только в смысле музыкальных форм и исполнительской практики, но и в более глубоких аспектах. У Булеза два таланта: музыкальный и математический. И два курса пройденных наук соответственно. В Париже он создал исследовательский институт, в профиле которого сочетаются музыка и акустика.
И вот еще что примечательно. Мы привыкли считать, что додекафоническая музыка – это авангард, эксперимент или что-то вроде того. А для Булеза додекафонист Шёнберг – это уже быльем поросло. Во всяком случае, так относился к нему Булез в молодые горячие годы. Впрочем, у сегодняшней европейской публики принятие музыкального авангарда во многом идет от Булеза. Он, например, дирижировал в Парижской опере на премьере «Лулу» Альбана Берга. Опять-таки ввязавшись в художественный эксперимент: опера в эротическом стиле.
Ну а на этом специфическом поприще у Булеза соперник хоть куда. Нынче исполняется 80 лет итальянскому кинорежиссеру Тинто Брассу. Свой путь в кино он начинал скромно, но уже скромность была, так сказать, с оговорками. Архивный служащий – но во французской синематеке. Ассистент у кинорежиссеров – но у таких, например, как Йорис Ивенс и Роберто Росселлини. Потом ставил и вестерны, и комедии, и пародии. Настоящая слава пришла тогда, когда Брасс достиг настоящего синтеза эротических сцен и фантазий с мотивами, старинным слогом выражаясь, социальными. Этот последний термин, вероятно, стоит переосмыслить.
В фильме Брасса «Салон Китти» (1976) действие происходит в борделе. Надо только историко-географическую привязку уточнить: это гитлеровская Германия, Берлин. И обстоятельства времени и места по-новому высвечивают мотивы поведения у легкого поведения дам. В еще более известной своей ленте «Калигула» (1979) Брасс вывел древнеримского правителя, самое имя которого стало синонимом порока. Порок пропитал в фильме все поры, но главный вывод напрашивается не о том, что эти римляне всех обошли в злодеяниях своих. Нет, все может быть еще хуже. Главный вывод – бессмысленность. А значит, не может быть оправдания злу.
И здесь, по всем законам художественной логики, пора возвращаться в мир добрых людей. Туда, где обузданы неистовые человеческие страсти.
Предельный случай нормальности. То, что называется 36,6. Поэт и переводчик Мария Петровых, родившаяся 105 лет назад, 26 марта 1908 года (ум. 1979), сказала о себе: «Ни цветаевской ярости, ни ахматовской кротости». Такая вот констатация. Между тем для самых больших поэтов 30 – 40-х годов – Пастернака, Мандельштама, Тарковского и многих других – Петровых входила в свой круг. Не говоря уже об Анне Ахматовой, назвавшей шедевром ее стихотворение «Назначь мне свиданье на этом свете». Спокойствие тона, оно же скрытый жар. Лучше, чем в заповеди самой Марии Петровых, не скажешь:
«Умейте домолчаться до стихов./ Не пишется? Подумайте об этом,/ Без оправданий, без обиняков,/ Не дознаваясь до жестокой сути,/ Жестокого молчанья своего,/ О прямодушии не позабудьте,/ И главное – не бойтесь ничего».
Это называется – внутренняя необходимость высказывания. И любого своего шага. И с другой стороны – невозможность осознанного как зла. У Марии Петровых была редкая способность: с уличенными в непорядочности рвать раз и навсегда. Непреложность хороших правил.