Иван Чувиляев Выдвинутый на «Оскар» и получивший на Каннском кинофестивале 2009 года «Золотую камеру» фильм «Аджами» более всего примечателен как яркая манифестация во имя мира: на это указывает даже тот факт, что один режиссер картины (Искандар Кобты) ≈ палестинец, другой (Ярон Шани) ≈ еврей. Хотя снята картина на государственные деньги Израиля.
Аджами ≈ это квартал в Яффе, где живут и арабы, и евреи. В нем разворачиваются несколько сюжетных линий, из которых фильм и состоит. Парень-нелегальный подсобный работник забегаловки пытается найти деньги на лечение смертельно больной мамы, торгуя наркотиками. Полицейский ищет своего брата, пропавшего без вести. Семейство во главе с перенесшим инсульт и теперь парализованным отцом пытается спастись от мафии, которая за ним охотится за то, что один из его членов выгнал из своего кафе рекетира.
Как и многие построенные на таком совмещении разных сюжетных линий (привет Иньярриту ≈ в том числе и в смысле языка) фильмы, «Аджами» грешит и излишней назидательностью, и какой-то вычурной выразительностью. Все эти сплетающиеся в тугой узел истории Шани и Кобты снимают в предельно документальной манере: здесь она заключается не столько в том, что камера трясется, а оператор снимает происходящее из-за угла, сколько в том, что действие развивается почти в реальном времени. Не спеша, обстоятельно оба режиссера живописуют весь ужас квартала, «чрева Востока», в котором торгуют наркотиками и размахивают пушками. Гремят выстрелы, ни в чем не повинные обыватели гибнут от рук хулиганов и сепаратистов, а телевизор на заднем плане то и дело бормочет об этих преступлениях. Правда, и в живописании Шани и Кобты грешат пошлостью: наркодиллер у них нюхает кокаин под грохочущее техно, его лицо встык монтируется с дрожащим эквалайзером на проигрываетеле, а, вдоволь нанюхавшись, бородатый торчок, конечно, откидывает голову назад и начинает сладострастно раскачиваться. Эта живопись для режиссеров является главным, в определенный момент они на ней зацикливаются, и получается, что ничего кроме не остается. Драматургия держится ровно на нуле ≈ при том, что Шани и Кобты ничуть не скупятся на яркие изобразительные средства: тут и рыдают, и дерутся, и пленку режиссеры режут в лохмотья, и монтируют эпизоды резко, словно обрубают. Но развития сюжет не получает буквально до последнего получаса. А в картине хронометражом в два часа это особенно бросается в глаза.
Расценивать «Аджами» в контексте кинематографа как-то не получается: не выдерживает, в общем, фильм критики и дальше живописания нравов колоритного квартала не идет (правда, надо отдать должное авторам, сюжетные линии сходятся, и в этот момент, конечно, нас что-то такое должно осенить). Скорее, это такая акция. Как собираются рок-музыканты, чтобы поехать в тур и собрать деньги больным детям, или писатели издают книжку специально написанных по случаю рассказов. Правда, в таких случаях все сборы уходят тем, в пользу кого собственно собрались ≈ кино этого не позволяет, ну и не страшно. Сам факт объединения израильского и палестинского режиссеров для съемок фильма вполне работает. В фильме рефреном звучит закадровый текст: «Закройте глаза, откройте их на счет три, и вы окажетесь в другом месте». Ясно, что никакого другого места не будет, как гремели взрывы ≈ так и будут греметь. Как продолжалось последние пятьдесят лет противостояние изарильтян и палестинцев ≈ так и будет продолжаться. Но и от туров в поддержку больных детей, положа руку на сердце, радикальных перемен никто не ждет.
