АМЕРИКАНСКИЙ фильм "Фанатик" Генри Бина уже успел получить Гран-при на XXIII ММКФ. Жюри просто не могло его не отметить. И не столько в качестве талантливого кино, сколько в качестве пафосного общественного высказывания. Теперь "Фанатик" выходит в прокат, чтобы потрясать сознание широкой публики. Интересно, в какие формы начнет выливаться резонанс - если он, конечно, будет? В последнем, впрочем, можно почти не сомневаться.
Картина жмет на "опасные" темы грубо и бескомпромиссно. Подкупая тем, что режиссер, кажется, ничего не боится. Современные американские фашисты? Вот вам они, во всей своей красе. От интеллигентных, с хорошими манерами, до свиноподобных тупых уродов. Ненависть к евреям? Вот, полюбуйтесь, как она выглядит и к чему приводит.
"Фанатик" оставляет в сознании яркое впечатление, как зрелище извергающегося вулкана. Но где берет начало эта грандиозная катастрофа, увидать невозможно. При попытке вразумительно истолковать "Фанатика" сталкиваешься с тем, что приходится многое не столько трактовать, сколько домысливать. Генри Бин скорее задает душераздирающие вопросы, нежели предлагает ответы.
Денни Бейлин одет как все - в синие джинсы и майку. Но на традиционной американской тишотке у него - огромная свастика. Ее видно издали, как и агрессивно-бритую голову Денни. Тем не менее в этой голове - рассуждения на темы иудейской культуры, еврейской психологии и американской политики. Так почему же молодой человек, будучи не просто евреем, но знатоком и ценителем своей национальной культуры, избирает поприще фашиста?
Генри Бин сочинял сюжет по мотивам документальных событий. В 60-е годы в "Нью-Йорк таймс" вышла статья о лидере неофашистской организации, который оказался евреем. После выхода этой статьи герой покончил с собой. 60-е годы были беспокойными. Социальная неудовлетворенность принимала различные виды. Судьба фашиствующего еврея на фоне будоражащего себя общества, вероятно, смотрелась бы как явление глубоко детерминированное. Но в своем фильме Генри Бин переносит события в нашу эпоху сотовых телефонов. И занимается своим главным героем гораздо больше, чем его социальным окружением. Режиссер ведет свое экранное повествование в аскетичном стиле биографической хроники.
Райан Гузлинг, играющий Денни, оттягивает на себя практически все внимание. И, похоже, режиссеру он тоже гораздо интереснее всех остальных персонажей. Денни очень интеллектуальный и очень заводной. Взгляд его ищет, с кем бы поспорить. Накачанные мускулы ждут, кому бы доказать превосходство. Денни ничего не стоит прямо посреди улицы запинать ногами еврейского парнишку, вжимающего голову в плечи и не поднимающего глаз от земли. Или демонстративно распихать в разные стороны двух негров, поднимающихся по лестнице. Еще эффектнее он произносит прочувствованные речи антисемитского содержания. Гладкий стиль, доходчивая образность, убежденный тон. Уместные цитаты из "Майн Кампф" Гитлера. Поэтому герой и пользуется успехом у фашистски настроенных американцев, собирающихся в доме некой мисс Мебиус (Тереза Рассел).
Однако душу Денни раздирают любовь к своей великой национальной культуре, ненависть и глубоко погребенное сострадание к самой нации, трагическая обида за ее историческую судьбу. Сильнее всего внутренний конфликт проявляется на сеансе принудительной групповой терапии с очевидцами Холокоста. Старики, выжившие во Второй мировой, и разгулявшаяся молодая поросль неофашистов усажены в кружок, на стульчиках. Испещренные глубокой сеткой морщин лица, старчески подрагивающие голоса, монотонно нервозное перечисление жестоких подробностей войны. Ухмылки поклонников Гитлера. Денни еле сдерживает слезы, выслушивая рассказ старого еврея о том, как фашисты убивали его маленького сына. Но одновременно сжимает зубы и почти уничтожает рассказчика своим беспощадным взглядом. И не собирается скрывать свое презрение к жертвам фашизма за их пассивность и трусость, за то, что в них не было решимости вступить в схватку со своими врагами.
Чем активнее преследует своего героя режиссер, тем очевиднее все метания и вся непоследовательность поступков Денни. И тем заметнее, что жанр кинопортрета затягивает режиссера сильнее любых социальных панорам. Денни едет на свое первое "учебное" убийство влиятельного еврея - но стреляет не в него, а скорее в своего напарника. И эту линию режиссер забывает буквально на полпути, не удосужившись отследить, куда попала пуля и каковы последствия выстрела. Генри Бину было нужно просто показать, как Денни не сможет выстрелить в рационально намеченную идеологическую мишень. Потому что герой живет не однозначными решениями, а стихией противоречий. Денни вместе со своей компанией подкладывает динамит в синагогу, но спасает оттуда сакральные атрибуты. Его свинорылые безмозглые со товарищи реагируют на этот поступок как-то неправдоподобно вяло. Самостоятельного голоса им режиссер так и не дает.
Денни курсирует между старыми соучениками по еврейской школе, новыми приятелями-фашистами и дочерью мисс Мебиус, с которой у него завязывается роман и которая старается освоить если не суть, то хотя бы экзотику иудаизма. Однако и эта странная девушка, и ее еще более странная мать со стальным блеском в глазах и горделивой статью "истинной арийки", словно сошедшей с немецкого киноэкрана времен Третьего рейха, и многие остальные лица в "Фанатике" остаются загадкой. Откуда взялась эта мисс Мебиус и на какой почве взросли ее фашистские амбиции? В какой семье, среди каких людей рос и живет Денни? Чем они ему не угодили? Чем он им не угодил? Социальный контекст превращается в сплошную колоритную неизвестность.
Из всех бесед и споров Денни с окружающими его людьми кристально ясно лишь одно: по своему уровню культуры, по глубине переживаний и интеллекту он резко выделяется на общем заурядном фоне. И среди фашистов, и среди евреев. В этом его главная беда. У Денни нет достойных соратников или противников. Он лучше всех - и потому всегда смотрится вызывающим чужаком. В финале Денни организует взрыв синагоги и дожидается в ней своей гибели. От всех проблем дробного самовосприятия герой предпочел избавиться самым радикальным путем. Генри Бин развернул духовный конфликт человека, не способного ассоциировать себя полностью ни с одной культурой, ни с одной нацией, ни с одной общественной позицией и расценивающего это как личную катастрофу. Заявив острую общественную тему, "Фанатик" оборачивается скорее драмой несостоявшейся самоидентификации.