Сульен шушу хао!

Борис Ефимов. Десять десятилетий. О том, что видел, пережил, запомнил. - М.: Вагриус, 2000, 637 с.

"...Мне представляется, что в нем как бы сосредоточены самые характерные черты "среднего англичанина" - никогда не изменяющее чувство юмора, предельная сдержанность в проявлении внутренних эмоций, некоторый иронический скептицизм и приверженность к традициям", - так написал художник-карикатурист Борис Ефимов в книге воспоминаний "Десять десятилетий" о Дэвиде Лоу, карикатуристе английском.

В свою очередь, мне представляется, что в самом Ефимове, в его книге, присутствуют черты "среднего советского человека". Этим его книга интересна и этим же загадочна.

Борис Ефимов - ровесник века. Следующий штамп - века противоречивого. Казалось бы, кто, как не свидетель этой противоречивости, может внести ясность, пролить свет и утвердить во мнении? Ан нет. "Я не берусь рассуждать о политическом и общественно-социальном смысле этой трагедии. Слишком сложный вопрос, - пишет Борис Ефимов и поясняет. - Мое к этому отношение чисто субъективно: с точки зрения места и значения данных событий в биографии моего родного брата". Родной брат - это Михаил Кольцов, знаменитый журналист. Ему, кстати, посвящена добрая половина всей книги. "В этом нет ничего удивительного, - замечает Ефимов. - С раннего детства и вплоть до последних лет его жизни брат был для меня неизменным, неустанным и заботливым покровителем, руководителем, наставником". Брат был репрессирован. О сталинских процессах Ефимов пишет так: "Мы ничего не говорили и ничего не обсуждали, воспринимая процесс и все на нем происходившее как некую реальность, обсуждению не подлежащую. Но наедине..." Такое раздвоенное отношение Борис Ефимов применяет не только к неоднозначным событиям, но и к неоднозначным людям: "Странным образом в Валентине Петровиче Катаеве сочетались два совершенно разных человека", неоднозначным явлениям культуры: "Поэзию Уткина трудно назвать подлинно глубокой по мысли.., хотя его творчество периода Великой Отечественной войны, безусловно, заслуживает высокой степени оценки..." и т. д. При этом, обозначая обе стороны, он не отдает предпочтение ни одной и порой, по инерции, доходит до казуистики: "Можно сказать без преувеличения, что война в Испании разделила людей на два непримиримых лагеря". Вряд ли такую позицию можно расценивать как возвышение над схваткой. Художник-карикатурист Борис Ефимов находился в ее эпицентре. Он видел всех главных ее участников, он их рисовал. Но он устраняется от объяснений: "Кто возьмется усмотреть логику и закономерность в поступках Сталина? Почему, например, Антонова-Овсеенко он расстрелял, а Подвойского не тронул? Почему Рыков и Бубнов были расстреляны, а Луначарский и Бонч-Бруевич уцелели? Почему Дыбенко погиб, а Коллонтай осталась жива?" В этой тираде слышится другое: "Почему мой брат был уничтожен, а я нет?" Жуткий вопрос.

Но, с другой стороны, почувствовав себя обделенным наградой, Ефимов жалуется товарищу Сталину - убийце своего брата. Странно? Неоднозначно? Сульен шушу хао! Я не берусь судить...

"К вечеру я был уже в основном готов, но оставались еще кое-какие дела, и мне захотелось получить еще сутки свободы. Они приходили, как правило, к половине второго ночи, и мы так договорились с женой: я уйду из дому часов в двенадцать, погуляю по Москве и позвоню из автомата в пять часов утра. Если они пришли и ждут меня, то, взяв телефонную трубку, жена произнесет: "Да". Если их нет, то она скажет: "Алло". Догадываетесь, о чем идет речь?

В книге Бориса Ефимова можно узнать много старого. Написанная суконным языком, она подчас раздражает восторженными утверждениями того, что Эллада - колыбель человечества, а Китай - не другая страна, а другой мир. Но. "Была проблема с питьевой водой. Поскольку река Пегниц и городские водохранилища еще не были освобождены от трупов, то в коридорах гостиницы установили деревянные козлы, на которых висели брезентовые меха с водой, годной для питья". Вы можете не знать, где находится эта река, но вы сразу догадываетесь, что речь идет не о дохлой рыбешке. Сульен шушу хао!

А может, и нет в советском человеке никакой загадки. "Сульен шушу хао!" - кричали Ефимову китайские дети, и переводится это как "Здравствуй, советский дядя!". Однозначно.

И еще. "Я подумал: на кой черт, собственно говоря, я сюда полез? Кто его знает, этот Везувий? Как бабахнет, тут не то что костей - своих молекул не соберешь...

В этот момент чья-то сильная рука схватила меня за плечо. Я обернулся. Передо мной стоял Женя Петров. Он был в восторге.

- Ну, Боря, - закричал он, - вот это встреча! Мы будем вспоминать ее всю жизнь! Примерно так: "Что-то мне ваше лицо знакомо. Где мы с вами встречались? В "Огоньке"? Нет. В "Правде"? нет. Где же? А, вспомнил: в кратере Везувия!"...