Жан Поль Бельмондо в роли Бельмондо - актера и клошара.
В своей новой картине режиссер Бертран Блие создает своего рода "город актеров". Здесь собрано более двадцати звезд французского экрана. Они играют самих себя и свою жизнь в искусстве. Актерами переполнен каждый кадр. Они словно невзначай встречаются друг с другом то в кафе, то на улице, то у кого-то дома. В их бесцельном фланировании по улицам, в их постоянных перебранках, сплетнях и разговорах о жизни - не о делах - ощущается стилистика авторского кинематографа второй половины ХХ века. Главным в той стилистике всегда было непринужденное общение обаятельных людей, игнорирующих присутствие камеры. Тогда на всеобщее обозрение выносятся мелочи: эмоциональные нюансы, необязательные замечания, случайные жесты. И оказывается, что именно эти мелочи передают суть современного человека. Так и здесь. В нарочитом дружелюбии и спокойствии, с каким Клод Риш выпивает невкусный остывший кофе, очевидно его желание "откупиться" от окружающих корректным поведением, сохранив собственную отчужденность. Блистательный этюд на тему душевной замкнутости. В почти фарсовом монологе маленького толстяка Жака Вильрэ слышится искренняя ненависть к общепринятой философии жизнелюбия: "Сломал ногу - ничего, это лучше, чем рак. Жена сбежала? А мог бы сам разбиться в катастрофе. Сын колется? Ничего, это же не война! Война? Не страшно, ведь не ядерная, обычные снаряды - плевое дело".
Бертран Блие воспроизводит атмосферу свободного бытия в кадре, свойственную 60-70-м, и в то же время пародирует ее. Органики здесь явный избыток, а сюжет демонстративно отсутствует - все как принято в "высоком искусстве". Жизненная достоверность и профессиональный артистизм исполнителей превращают происходящее в "кино ради кино". Не стоит искать особого смысла в том, что Сэми Фрей изображает инвалида в кресле на колесиках и после очередного "конвульсивного" движения опрокидывается прямо посреди транспортной магистрали. Не важно, куда бежит Мишель Лонсдаль, чья грузная массивная фигура кажется тем комичнее, чем проворнее он семенит и почти подпрыгивает на ходу. Уже не существенно, кто от кого удирал, когда несколько актеров валятся под колеса стоящих на перекрестке автомобилей и образуют живописную кучу-малу. После этого инцидента им приходится поклониться. И прохожие, наивно мнившие себя свидетелями несчастного случая, в восхищении хлопают своим кумирам. И уж тем более никого не интересуют причины и следствия аварии, случившейся с Жераром Депардье, который врезался на мотоцикле в рекламную тумбу и застрял в ней. Главное, как забавно он смотрится в таком обрамлении и как искренне негодует на полицейских, когда те крушат тумбу и разбивают шлем на голове актера. Любое происшествие в жизни актеров оборачивается талантливой импровизацией.
Фильм то и дело напоминает кинокапустник, предназначенный для развлечения его участников в своей же элитарной тусовке. Поэтому здесь так много меланхолического юмора, понять и оценить который лучше всего могут именно избалованные успехом артисты. Таковы рефлексии Жан-Пьера Мариэля, тщетно требующего у официанта воды. Тот не слышит его просьбы. "А чего стоит актер, на которого официант даже не реагирует?" - риторически вопрошает Мариэль с кислой миной конченого человека. Впрочем, это не мешает ему напыщенно рассуждать, как ужасно он наигрывал в молодости и как тонко ведет свои роли теперь. Мишелю Пикколи остается только поддакивать в ответ. Захватив в плен прохожего, актеры с едкой самоиронией рисуют ему образ "настоящего" некоммерческого фильма: "Про безработного. Черно-белый. Снятый любительской камерой". С болью звучит актерский вопль: "Мне надоело играть светских львов. Я тоже хочу говорить "задница" и "пошли вы все┘"!"
К веселому подтруниванию над штампами примешивается настоящая печаль. Внутренне актеры явно чувствуют, как близятся финал их карьеры и закат "их эпохи" в кино. В актерском поведении есть нечто похоронное. Как будто они слагают себе эпитафии. Когда Жан-Клод Бриали, собравшись было уходить, возвращается и говорит: "Меня терпят уже 50 лет", - в его интонации проскальзывает трагизм, словно актер постоянно думает о том, что каждая реплика и каждый разворот навстречу зрителям могут оказаться последними. Ален Делон возникает откуда-то из темноты, мрачно смотрит в землю, рассуждая об именных (по традиции съемочных площадок) стульях великих актеров - символе духовного присутствия уже умерших звезд. И держится Делон так, будто навсегда прощается с самим воздухом киносъемок. То же самое можно сказать о появлении Бельмондо. Из-за темного угла дома сначала выкатывается пустая бутылка, а затем вылезает и сам актер. Однако после этого веселого парафраза на темы "Профессионала", где герой переодевался в оборванца, Бельмондо разражается столь пафосной речью, что она звучит чуть ли не как завещание будущим поколениям: "У меня всегда было хорошее настроение. Я никогда ни к кому не лез со своими проблемами". Подразумевается - и сейчас не лезу, хотя проблемы явно имеются. У всего этого актерского поколения одна неразрешимая проблема: близящаяся старость, а вместе с ней - страх потерять роли, утратить имидж сильных людей, "выйти в тираж". В фильм Бертрана Блие, внешне похожий на виртуозную безделицу, участники картины вкладывают живой человеческий нерв, успевая и в шутках выразить свои сегодняшние переживания. Уж очень долго участники "Актеров" хватали звезды с неба, были популярны, молоды, полны энергии. Слишком долго держалась иллюзия, что так будет вечно. Теперь они с этой иллюзией расстаются, вуалируя эту мужественную акцию репризами и самопародиями. Показательно, что на такой шаг решилась в основном мужская компания кинозвезд. Из актрис первой величины в фильме появляются только Мари Шнайдер и Жозиан Баласко. Остальные прекрасные дамы французского кино, видимо, не желают рефлексировать на тему старости перед камерами. Уходя из большого кино, они намерены сделать это по-английски.