Есть женщины в русских селеньях...

В КОНЦЕ 50-х, в пору дебютного феерического взлета, Нонна Мордюкова сыграла несколько ролей своей золотой серии, не ведая, что в них закодирована ее судьба. У людей цельных, таких, как Мордюкова, судьба не делится на человеческое и профессиональное - подобные личности живут в едином потоке бытия, не отступаясь ни от чего, что отпущено свыше.

Так вот, в 1955 году Мордюкова, ни дать ни взять скифская мадонна, с ликом, будто вырезанным из камня, снялась у Михаила Швейцера в "Чужой родне". Семейная драма была прочитана режиссером эпически глубоко, пущенные поверху идеологические оборочки не в счет, да они и не мельчили этой крупной вещи. Гениальная актерская интуиция вела Мордюкову в сторону экзистенциальной драмы. Ее героине нужно было выбрать себя. Как в свое время Гамлету. И только потом сделать следующий шаг - в сторону любимого мужа или в сторону любимых родителей. В Мордюковой, коренной кубанской казачке, почва болела и сейчас болит. И ей тоже приходилось выбирать себя. И не однажды. Только почвы и судьбы она никогда не разделяла. Об этом она написала в замечательной автобиографической книге "Не плачь, казачка!".

В "Простой истории" (1960) Юрия Егорова Мордюкова сыграла Сашу Потапову, молодую солдатскую вдову, избранную председателем колхоза. Саша влюбляется в бывшего фронтовика, секретаря райкома Данилова (Михаил Ульянов). И тот явно положил на нее глаз, да решительный шаг сделать боится. И уязвленная Саша однажды скажет, как отрежет: "Хороший ты мужик, но не орел!" Эта реплика уйдет в народ, станет едва ли не поговоркой, обретет фольклорный статус. Ну что делать, нет пары на этой земле ее героиням. Тянутся к ним мужики, а приблизиться боятся. Не совладать им с такой силой чувств.

Не сыграть было Мордюковой бабьего счастья - так уж ей на роду написано. Но и роль шолоховской Аксиньи, будто для нее придуманная, не ей досталась. Это стало для нее пожизненной травмой, но порыва к полноте любви и жизни - могучего, как бушующая стихия, не остановило. Попробуй останови такую. В ней все через край. То к сердцу прижмет, то к черту пошлет.

Страсти по Нонне - это вереница образов, в которых актрисе удавалось утолить свой мятежный дух, свой духовный и чувственный голод. Комиссар в одноименном фильме Александра Аскольдова, пролежавшем на полке больше двадцати лет, мать дезертира в "Трясине" Григория Чухрая - картина практически не была показана и замалчивалась в прессе. Да, она Медея, Федра, Ифигения, ей бы Эврипида играть, античных драматургов, Катерину в "Грозе", Настасью Филипповну┘

Но и в мелодраме, и в жестоком романсе Мордюкова умела выплеснуть свой трагический темперамент. "Возврата нет" и "Русское поле", фильмы не ахти какого полета, благодаря ее участию стали лидерами проката. Неспроста же ее называют русской Анной Маньяни. Нравится ей это или нет, но так оно и есть. Маньяни трагична, даже если играет фарс. А Мордюкова в михалковской "Родне"? "Ой, спасибо, я цветного не пью", - это генералу, который угощает красным вином.

Есть сокровенный внутренний сюжет, обнимающий если не все мордюковские роли, то большинство из них. Это любовь. И в гротесковой "Родне" у нее есть замечательные лирические эпизоды. Она встречает бывшего мужа, спившегося Вовчика, и такая нежная жалость охватывает ее к этому бедолаге. Пусть и жизнь ей сломал в свое время, все равно жалко его, дурака.

Однажды Нонна Мордюкова подарила всем, кто слушал ее в тот час, формулу философской глубины. "Искусство, - сказала она, - это торжество пола". Не побожусь, что она штудировала Бердяева. Скорей всего сама дошла до этой истины. Опытным путем. И всегда просит сценаристов, с которыми работает, чтобы в роли была любовь, ну, хоть чуть-чуть┘

Однако вот загадка: вопреки тому факту, что Нонна Мордюкова не выложилась до конца в своих ролях, пусть и было их, прямо скажем, немало, все равно есть ощущение большой актерской судьбы, яркой, самобытной. Ответ прост - эманация этой мощной личности перекрывает банальную драматургию, среднюю режиссуру. Что бы она ни играла: эксцентриаду, комедию, бытовую драму, да хоть бы телефонную книгу,- это отдельное событие. Вспомним кустодиевскую перезрелую купчиху, алчно ласкающую перепуганного соискателя, - в "Женитьбе Бальзаминова" Константина Воинова. Или пламенную стерву - начальницу ЖЭКа из гайдаевской "Бриллиантовой руки". Или - из недавнего - махровую советскую функционерку в мужском прикиде, эдакую хозяйку жизни в "Луна-парке" Павла Лунгина. За Мордюковой всегда интересно наблюдать в кадре. Она - держит. Единственно, где актриса не преодолела изначальной фальши драматургии, - в последней своей работе в фильме "Мама". Ну, не могла духоподъемная и пассионарная Нонна Викторовна пойти против собственного естества - сыграть мать - погубительницу своих сынов.

Когда случается наблюдать Мордюкову в жизни, я тоже не могу оторвать от нее глаз. Как и на экране, она изумляет удивительной натуральностью существования в предлагаемых обстоятельствах. Это, кажется, и зовется магическим словом "органика". Летим на "Киношок", приземляемся в Анапе. Улетали - мерзли, здесь жара несусветная. На взлетной полосе туча встречающих, танцоры из ансамбля песни и пляски преют в кубанках, оркестр гремит, бежит Виктор Мережко в казацких шароварах. А Нонна Викторовна, спустившись с трапа, будто вплывает в пляс, лихо подхватывая "Марусю" и сразу попадая в тональность. Как она поет - это отдельная песня. Если кому повезло услышать - не забудет.

В гостинице, где весь персонал на нее молится, она с утра смотрит мексиканский сериал. В холле, вместе со всеми. Потом анализирует вслух - был у нее период пристального интереса к продукции, которую смотрит весь мир.

Поход на пляж - это ритуал. В огромной шляпе, с какими-то сумками-кошелками народная артистка фундаментально располагается на анапском белом песке. С ней можно переброситься бытовыми фразами. О погоде, о красоте набегающей волны. Но надо быть начеку. Не дай бог, если она истолкует твое невинное соседство как покушение на ее свободу - пощады не жди. Общеизвестно, что взять интервью у Мордюковой - огромное везение. Я знаю только одного коллегу, к которому она была благосклонна в этом смысле, да и то на короткий срок. Эта актриса не ищет паблисити, пожалуй, даже избегает. Что ж, кто-то не может себе такого позволить, а она - может. При такой-то монументальности каждый жест воспринимается как осмысленный поступок. И в этом она тоже, как Маньяни. Маньяни из фильма "Рим", узнав Феллини в группе кинооператоров, поджидавших ее около входа в дом, сказала устало: "Федерико, иди домой, уже поздно".