Необыкновенный концерт

НА ЭТОТ раз режиссер Роман Виктюк обошелся без эпатажа. В спектакле "Эдит Пиаф. Мой Легионер" по пьесе Ксении Драгунской актеры не работают в эротической пластике, а в их диалогах не слышатся знакомые "пряные" интонации. Режиссер поставил общечеловеческий спектакль, который можно смотреть даже детям. С небрежностью профессионала, не склонного здесь преувеличивать значение формы, он обошелся без внешнего лоска. И доказал, что может себе это позволить - авторитет у театральной аудитории уже нажит.

Премьера спектакля Романа Виктюка прошла в "Современнике". Набитый битком зал терпеливо пережидал те фрагменты представления, в которых то и дело сбивался ритм, пропадая вместе с мизансценами. Все пространство подмостков занимала модель самолета (сценография Владимира Боера), и тройка исполнителей в любой момент была готова сбиться в кучку в каком-нибудь углу или, наоборот, рассредоточиться по краям, топчась и невнятно переговариваясь между собой. Действие совсем буксует, и пространство чем-то заполнено "для мебели". Зато уж всякий намек на художественное решение воспринимался публикой с эйфорией...

Пьеса представляет изящный мелодраматический этюд о печальном романе Эдит Пиаф и Легионера, летчика. Это о нем Пиаф будет потом петь свою знаменитую песню. Собраны канонические мотивы подобных сюжетов - одиночество и бедность начинающей певицы, убожество ее первых слушателей, случайные, будто украденные у жизни мгновения счастья и, наконец, смерть любимого (здесь - на войне). Все, чтобы разжалобить даже скептичную аудиторию. Роль Пиаф играет (и поет) Нуца, певица и вообще артистическая натура, известная в богемных кругах.

История поставлена так, чтобы у зрителя возникала одна только жалость к "воробышку Монмартра". Тем более что Пиаф здесь похожа именно на воробышка. Нуца явно чувствует себя органичнее, когда надо петь, а не играть. Ее Эдит Пиаф то кривляется, пищит и сюсюкает, то почти рычит - тоже в шутку. На ней некрасивое платье, шорты и спущенные чулки, выставляющие напоказ голые ляжки (костюмы Евгении Панфиловой). Эдит Пиаф - хулиганка-травести, актриса на роль Гавроша. Такой Эдит Пиаф невозможно увлечься как женщиной.

Легионер (Николай Добрынин) же, напротив, обаятельнее и интереснее Пиаф. По крайней мере из всей сценической болтовни запоминается именно его монолог о детских книжках, где хорошим персонажам всегда везло. А он болел за плохих и так хотел, чтобы волк наконец съел "эту дуру Красную Шапочку в кружевных трусах". Легионер вместе с Эдит Пиаф - пара инфантильных неудачников, пара чудиков. (Не случайно в спектакле между песнями Пиаф то и дело встревает знаменитая клоунская мелодия Нино Рота.) Звук их первого поцелуя комично сопровождает звонок, как в мультфильме. После поцелуя персонажи все делают синхронно, словно пара клоунов.

Персонажи похожи на угловатых детей. Вместе с третьим действующим лицом, антрепренером Нуцы (Фархад Махмудов), толкают перед собой модель самолета, и, бегая за ней по кругу, переживают свободу воображаемого полета. Сидят на самолете, свесив ноги, дурачатся. Пиаф дарит Легионеру свитер, который сама связала, - с одним рукавом. Это так трогательно, впрочем, как и все остальное.

Спектакль предлагает смотреть на Эдит Пиаф с умилением какая она была хорошая, маленькая, наивная. И ее Легионер был таким милым, забавным, симпатичным. Оба, бедняжки, не умели устраиваться в жизни. Показательно, какие чеховские аллюзии возникают в репликах. Пиаф жалуется, что ей предстоит ехать в третьем классе и терпеть приставания "пьяной матросни" - у Нины Заречной в "Чайке" фигурировали мужики и купцы. А Легионер близко к тексту в "Дяде Ване" повторит фразу Астрова: "Должно быть, в этой Африке теперь жарища - страшное дело". Эдит Пиаф и Легионер не знают, кого цитируют. Они просто живут, повторяя тягостные судьбы многих начинающих артистов и безвластных, зависимых от обстоятельств людей. Не талант, а непрагматичная и неприкаянная натура Пиаф вызывает рефлексии Романа Виктюка.

Так смотрят умеющие жить люди на тех, кто создал высокое искусство. Это взгляд тех, у кого сейчас есть и слава, и материальное благополучие, и социальная защищенность. Однако от войны, да и от сумы не заречешься, будучи даже модным режиссером. Представить себе потерю достигнутого и то страшно. Этот страх камуфлируется под умиление беззащитной певицей. Ужас одной возможности хотя бы временного неуспеха и бедности становится самой понятной и актуальной темой, быстрее всего доходящей до аудитории. Как известно, все негативное лучше "не показывать на себе".

Зато само творчество Эдит Пиаф, обладающее гармонией, патетикой и всемирным признанием, вызывает жажду душевного слияния с ним. Постоянно звучащие песни Эдит Пиаф несут не только свободу и мощь артистизма, но в контексте постановки - еще и радость реванша. Именно песни объединяют сцену и заставляют аудиторию бесконечно хлопать Роману Виктюку, снова и снова вызывая его на поклоны - в благодарность за песни Эдит Пиаф.

Дело не в том, что Виктюк эксплуатирует шлягеры Пиаф без всякой меры. Режиссер всегда не просто использовал гениальные шлягеры, а давал им как бы заряжаться новой экспрессией в сюжете спектакля. Но в своих прежних удачных постановках - таких, как "Служанки" или "Рогатка", - Виктюк стремился максимально приблизить масштаб чувств героев к высокой стихии вокала. А в нынешнем спектакле у персонажей нет того эмоционального накала, который хотя бы отдаленно напоминал о творчестве Пиаф. Поэтому сценическое действие становится в основном "рамкой" для гениального шансона. Роман Виктюк и Нуца создали захватывающий концерт песен Эдит Пиаф, но не спектакль, достойный ее жизни.