В ванне с Мишель Пфайфер

В БОЛЬШОМ зале московского Киноцентра на Красной Пресне несколько дней назад был установлен самый большой киноэкран в России (225 квадратных метров). При такой величине экрана у зрителей включается боковое зрение, и они ощущают себя не напротив, а как бы уже внутри экранного мира. Наверняка в недалеком будущем в кинотеатр будут ходить за эффектом гигантского изображения, обнимающего зрителя со всех сторон. Понятно, что любые "actions" на таком экране заставляют зрителя полностью растворяться в аудиовизуальных впечатлениях. Но устроители презентации экрана выбрали для демонстрации нового воздействия психологический триллер - "Что скрывает ложь" с Мишель Пфайфер и Харрисоном Фордом. Гигантское изображение, утрирующее приемы и без того убойно экстравертной режиссуры Роберта Земекиса, парадоксально сочетается с жанром, рассчитанным на интимность переживания.

Благополучная пара живет в красивом коттедже с видом на озеро, занимается любовью, и, в общем-то, этим их совместная жизнь и ограничивается. Если у Нормана много научной работы, то у Клэр нет ничего, кроме грусти, массы свободного времени и интереса к людям. В такой ситуации ей просто не могут не мерещиться всякие ужасы. Лицо незнакомой девушки, брезжущее сквозь гладь воды, по-осеннему спокойной, на озере, которое будто подступает к нам, сидящим в зале вплотную. То же лицо в воде, но уже дома, в ванне, наполненной до краев. Гигантский экран делает нас невольными спутниками героини и свидетелями всех ее видений.

С помощью книги про магию, планшетки для спиритических сеансов и собственных предчувствий Клэр выясняет, кто же реальный прототип девушки в воде - юная особа, исчезнувшая без вести, а до того бывшая любовницей Нормана. По сути дела, Земекис дает Клэр вести детективное расследование магическими методами, но интерпретирует их в духе психоанализа. Благодаря волшебным процедурам с примесью домашнего быта и эротики Клэр интуитивно воспроизводит ситуации прошлого и провоцирует мужа на "неадекватные" реакции. Погружается в собственное и чужое подсознание, примеряя на себя "предлагаемые обстоятельства" гибели девушки. И осуществляет то неформальное общение душ, которое в обыденной реальности уже, похоже, недостижимо.

Образ Пфайфер реализует все ту же американскую концепцию незаурядной предприимчивости и целеустремленности как основы владения судьбой. Но героиня становится не полицейским, не бизнесменшей, не авантюристкой, а кем-то средним между ведьмой, Фрейдом и Станиславским. Столь пикантный набор очень кстати, поскольку идеальности кинодивы Мишель Пфайфер здесь лишена. Огромное киноизображение не может не выдать немногих, но уже вполне заметных морщин и следов обычной человеческой усталости на лице актрисы. (И вообще такой экран столь радикально приближает зрителя к актеру, что с эффектом недосягаемости звездам придется распрощаться - на очереди иллюзия их полнейшей доступности.) К тому же режиссер одевает героиню преимущественно в пестрые или тусклые свитера, джинсики и бутсики, приберегая сексуальное платье цвета запекшейся крови лишь на крайний случай. А в остальном - мы видим Мишель Пфайфер в обыденном наряде, подчеркивающем ее угловатость, худобу и беззащитность.

Чем напряженнее действие, тем больше крупных и сверхкрупных планов. Когда муж зажимает рот и нос Клэр губкой с парализующим раствором, укладывает в ванну и ждет, пока наберется достаточно воды, чтобы утопить жену, как раньше утопил любовницу, - кажется, что все это происходит прямо при нас. И уровень воды постепенно повышается уже как бы в нашей общей с Клэр, то есть с Мишель Пфайфер, ванне. Когда героиня, очухавшись, с грохотом выбирается из ванны, обрывая занавеску, нам уже некогда отмечать эту трогательную цитату из "Психо" Хичкока - хочется ощупать собственные коленки, чтобы убедиться в их невредимости. После погони и падения с моста в озеро Клэр и Норман встречаются под водой с утопленницей. Ужасая героя-убийцу своим полуразложившимся телом, она оборачивается к героине - искательнице истины вечно прекрасным ликом русалки. "Прелестное дитя" подает руку тонущей Клэр и выносит ее на поверхность. Это настоящий символ американского мышления! Режиссер еще может себе позволить благодушное подтрунивание над проблемами, поскольку они преходящи. Но теряет весь запас иронии, когда речь заходит об их разрешении. Хеппи-энд - это святое. На полном серьезе Земекис готов использовать любые средства, производя свой отсчет утопленников и придавая пафосу женской солидарности мистические очертания. В личности Земекиса Америка оказывается неисправимо верна своему рецепту душевного равновесия и оптимизма. Он требует заменить неинтересную жизнь на увлекательную борьбу за выживание, ради которого не жалко порушить все мнимое благополучие и сдать в архив память о ненастоящем счастье. На огромном экране эта история потери семьи и любви содержит оттенок аттракциона, а вот в обычном кинотеатре (фильм выйдет в прокат в ноябре) может смотреться просто грустно. Ведь Земекис предлагает наблюдать, как подсознание превращается в первую и последнюю реальность американки среднего возраста.