«Телохранители и убийцы» - так называется новый боевик, который уже идет в российском прокате. Двухчасовой эпос одного из лучших режиссеров ганстерского кино ≈ Тедди Чана ≈ своеобразный долгострой азиатского кино. Работа над ним длилась без малого десять лет, и ожидали от картины каких-то особых откровений, новых горизонтов. И нельзя сказать, чтобы ожидания эти в полной мере оправдались ≈ величественности здесь немного, да и не ставил перед собой Чан такой задачи.
1905 год. В Гонгконге, бывшем тогда британской колонией, готовится революционный переворот против династии Цинь. В это же время сын одного из местных магнатов поступил в Йелльский университет и в связи с этим увлекся идеями свободы, равенства и мировой революции. Отец эти увлечения поначалу не одобряет, но вскоре сам начинает понемногу втягиваться в борьбу. Тем временем, в Гонгконг уже едет лидер революционного движения, которого сторонники императрицы собираются ликвидировать, а революционеры ≈ спасти от гибели.
Тедди Чан всегда умел пристраивать манеру ганстерского кино к любому жанру: при желании он найдет куда вставить поединки на бамбуковых палках хоть в мелодраму. А в том, что он сможет найти место балету пуль, клинков и цепей в «историко-революционном фильме» не приходилось.
Но красота схватки, обычно в подобных случаях затмевающая все остальное в фильме, здесь оказывается на втором плане. Куда важнее рефлексия Чана на тему революции: чем дальше, тем отчетливее в «Телохранителях...» звучит мрачная мысль о том, что нету в ней смысла, и эти идеалисты в очочках, торговцы с брошюрками под прилавком сами падут первыми жертвами борьбы за лучший мир и святую свободу.
Чан нарочно раскачивается долго, не спеша растягивает диалоги о светлом будущем и любви к родине, изредка перемежая их неожиданными нападками на революционеров верных императрице ниндзя, чтобы в последние полчаса вмазать контрастом: насколько эти разговоры не вяжутся с действительностью. Отсчитывает убитых заговорщиков, помещая скупые титры: родился тогда-то, погиб в 1906 году. Показывает все бессилие идеалистов перед черными безлицыми консерваторами. Натурально цитирует хрестоматийную эйзенштейновскую сцену с коляской на лестнице. Наконец, чтобы совсем не оставалось вопросов, насколько оправдана кровь романтиков, монтирует красивые речи революционного лидера о том, что революция ≈ это кровь со сценами, это самое утверждение доказывающими, а отъезд златоуста, ради которого резня и затевалась ≈ с гибелью тех, к кому зритель за два часа прикипел душой.
После всего этого никакого облегчения от титров, сообщающих, что вслед за описанными событиями бунты поднялись чуть ли не во всех провинциях Китая не испытываешь: понятно, что там они кончились ровно тем же. Во всяком случае, для самих революционеров.
По-настоящему, конечно, трудно найти настолько близкий и понятный русскому зрителю азиатский фильм: кому, как не нам знать, куда приводит идеализм и чем кончаются революции. Правда, китайские товарищи тоже прекрасно помнят, чем кончилось увлечение красными книжечками.