Эпоха 1960-х видится сегодня временем романтической искренности и светлых надежд. Фото Агентство «Москва»
В Москве проходит масштабный фестиваль «Оттепель: лицом в будущее». Он объединяет выставку в Музее Москвы, которая открылась еще в декабре 2016 года, проект в Третьяковской галерее («НГ» писала об этом в номере от 16 февраля 2017 года), выставку в ГМИИ им. Пушкина, которая откроется 7 марта, а также несколько образовательных проектов. Последние несколько лет интерес к 1960-м годам становится все заметнее: появляются театральные проекты, вспоминающие поэзию и музыку тех лет (например, «Капель» Алисы Гребенщиковой), выходят фильмы об этом периоде (сериал Валерия Тодоровского «Оттепель»), пользуются большим интересом у зрителя и спросом у коллекционеров работы художников-шестидесятников. Обозреватель «НГ-антракта» Юлия ВИНОГРАДОВА поговорила с музейными кураторами, культурологами и выяснила, с чем связан такой всплеск интереса к 1960-м и что привлекает современного человека в периоде оттепели.
Илья Кукулин,
доцент Школы культурологии Высшей школы экономики
В фильмах оттепели молодого зрителя интересуют прежде всего иные отношения между людьми.
Фото из фильма «Я шагаю по Москве».1963 |
Интерес к оттепели, который сейчас становится важным культурным и интеллектуальным трендом, характерен в очень большой степени для образованных людей младшего поколения, которые тогда не жили. То есть это не совсем ностальгический интерес, и у него есть несколько причин и составляющих. Прежде всего российское общество сегодня ощущает все большее давление со стороны власти, поэтому период оттепели предстает как альтернатива этому состоянию, как нереализованный эмансипационный проект. При этом из нынешней памяти об оттепели часто вытесняется представление о том, что и тогда шли политические репрессии, и людей сажали, например, за выступление против советского вторжения в Венгрию в 1956 году. При откровенном цинизме, который сейчас очень заметен в медиа, оттепель, как она предстает в созданных тогда текстах, фильмах, картинах, видится пространством романтической искренности, что не то чтобы неверно, но основано на сведении очень сложного исторического периода к мифологизированной упрощенной составляющей. Тем не менее, конечно, то, что такой миф сложился именно вокруг оттепели, не случайно, тогда многие надеялись на возможность большей доверительности и открытости в обществе: другое дело, что оттепельные представления об искренности с социально-психологической точки зрения были устроены очень сложно, и это сегодня не считывается на уровне мифа. Но о сегодняшней ситуации в России сложение такого мифа говорит многое. Мы сегодня отошли от эпохи 1950–1960-х на достаточное историческое расстояние для того, чтобы этот период стал казаться экзотическим, незнакомым. Кроме того, сегодня есть международная мода на этот период, который воспринимается как вроде бы близкое время, но если присмотреться, выясняется, что стиль поведения, отношения между людьми были совсем другими. На этом основана популярность американского сериала «Безумцы»: об этой составляющей интереса к оттепели много писали мои коллеги, исследователи современных медиа и современной культуры. Кроме того, всматриваясь в 60-е, люди стараются лучше понять, что такое освобождение общества. Это был период быстрой эмансипации женщин, афроамериканцев, сексуальных меньшинств. Мне кажется, некоторые из тех, кому интересна оттепель, так или иначе стремятся понять, на чем, на каких принципах могут быть основаны современные надежды на дальнейшее развитие общества в сторону большей свободы и большего разнообразия.
Евгения Кикодзе,
куратор выставки «Московская оттепель: 1953–1968» в Музее Москвы
Я вижу в интересе к оттепели попытку стать современной страной. Пока мы страна, имитирующая современность. Мы не вошли в процесс, мы стали сырьевой базой, и это проигрыш. Я вижу стремление вернуться к тем точкам, где мы начали проигрывать, откопать тот исток, где был шанс на преобразования. Наступила постиндустриальность, когда ценится не тяжелая промышленность, а идея, не где производится, а где выдумывается. Оттепель была эпохой идей, и в нашем проекте в Музее Москвы мы как раз пытались передать современникам тот заряд новизны и энергии, который мы потеряли. Преподнести его как наследство, как возможность, которая еще не истрачена, чтобы вернуться и подумать, как это должно было случиться, но не случилось. В конце 1950-х – начале 1960-х люди очень быстро пришли в себя после тяжелого морока предыдущей эпохи. И есть надежда, что и у нас пригреет солнце и появится что-то новое.
Данила Булатов,
куратор выставки «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968» в ГМИИ
Оттепель была эпохой идей.
Фото Дарьи Курдюковой |
У меня есть ощущение, что это определенный знак сегодняшнего времени. Не знаю, насколько в обществе, но в интеллектуальной среде есть запрос на перемены. А эпоха оттепели очень привлекательна, у всех она ассоциируется с положительными эмоциями, светлыми ожиданиями. Не только в России, но и во всей Европе остро стоит вопрос, куда двигаться дальше, делаются попытки найти общеевропейскую идентификацию. В 1960-е многие страны, особенно восточной Европы, пытались нащупать третий путь, отличный от СССР, либеральной Америки и основанный на идеях гуманизма, европейских ценностях. Сейчас это снова актуально. Хотя прошло много лет после падения Берлинской стены и развала СССР, но полноценного переосмысления не произошло, бинарная система и противоречия холодной войны никуда не делись. Кроме того, сегодня происходит тотальная инструментализация искусства, культура все больше оказывается связана с прагматическими соображениями. В этом смысле принципиальный отказ художников 1960-х от репрезентативности, изобразительности, уход в концептуальное искусство также важный момент переосмысления современной культуры.
Кирилл Светляков,
куратор выставки «Оттепель» в Третьяковской галерее
Во-первых, есть момент потребительской новизны, потому что наследие авангарда и соцреализма многократно осмыслялось и показывалось, но оказалось, что ближайшее прошлое люди не знают. Люди увлекались дальней историей, часто это была защита от советской идеологии, от жесткой политической реальности. Но дальняя история не поможет ответить на вопрос, что происходит сейчас, и люди ищут опорные точки в 1960-х. Где произошла ошибка, где был сбой программы, что определило ряд процессов? Во-вторых, это была очень живая эпоха, где было много диалога, общения. Особенно интересно это молодым зрителям, они видят в 1960-х другую систему отношения и другие вопросы. Сейчас мы видим реакцию на увязание в Интернете и сетях: началась социальность, все хотят реальных событий, общности. И оттепель дает ключики к пониманию этих общностей. Например, фильмы того времени не воспринимаются как старые, они еще не остыли и становятся объединяющим фактором.