Долецкая разговаривает на «Дожде» по пятницам с мужчинами, которых считает достойными своего внимания. Фото ИТАР-ТАСС
Версия российского журнала Vogue, возглавляемого Аленой Долецкой целых 12 лет, была признана одной из лучших в мире (более того, ее называли наиболее вероятной преемницей главного редактора американского Vogue). Последние три года она возглавляет российское и немецкое издание журнала Interview. Родоначальница отечественного глянца обожает своих друзей и своих собак, книги и готовку, обладает степенью кандидата филологических наук, безупречным английским и потрясающего звучания голосом.
В сентябре на телеканале «Дождь» вышла ее авторская передача «Вечер с Долецкой». Обозреватель «НГ» Вера ЦВЕТКОВА встретилась и поговорила с Аленой ДОЛЕЦКОЙ.
– Алена, до «Дождя» вы когда-нибудь работали на телевидении?
– Никогда. Синдеева – феноменальный бронетранспортер, без нее бы ничего не было. Она еще когда мне сказала, запуская канал, – давай ты что-нибудь для нас поделаешь. Наташ, говорю, у меня очень много работы. Журнал, который занимает куда больше времени, чем люди думают, и все такое прочее. Мы подружки, давай я тебе как-то помогу, где-нибудь прославлю, отражу твой день, расскажу, что ты взяла на себя тяжкий груз запуска канала... «Собираешься помочь – приди и начитай рекламу, хочу, чтобы у нас был твой голос». – «Наташа, ты с ума сошла – голос нестандартный, в России его не очень-то принимают». Но Наталья меня укатала – прочла я ей рекламу, в итоге стала голосом «Дождя». Так же произошло и с «Завтраками» (передача «Завтраки с Аленой Долецкой». – «НГ») – узнав, что я люблю есть и люблю готовить, она завела: «Ну когда же ты сделаешь для «Дождя» кулинарную передачу?..» Она закатывает этим своим катком, и ты не можешь никуда из-под него деться! «Завтраки» меня в конце концов утомили из-за того, что у канала не так много денег: он не может себе позволить записать пакетом пять передач, а должен писать сразу по 10. Приготовить десять завтраков один за другим – ну представьте! Мне кажется, с некоторых пор Синдеева сделала ставку на пересмотр того, что делает канал.
– Только что появилась новая программа – «Вечер с Долецкой» (сегодня выйдет третий выпуск). Но ведь на «Дожде» уже есть схожая по формату передача «Собчак живьем» (правда, в два раза больше по времени).
– Это совсем разные программы! Ксения, кстати, работает блестяще, на «Дожде» она, с моей точки зрения, очень выросла. На феноменальной энергии существует человек!
– Там и там дуэт: интервьюер–гость. Правда, у вас одни мужчинки. И при свечах. И доверительно. Вы сами выбираете персонажей? Ваша идея – собирать пазл изображения гостя?
– Моя... У меня есть база, банк мужчин, успешных, знаменитых и харизматичных, с которыми я хотела бы сделать очень личные интервью.
– Первым был Андрей Малахов (и много негативных откликов в Сети на эту персону – мол, на интеллектуальном канале...), вторым неожиданно Павел Лунгин: не озвучите весь ряд?
– А как же интрига? Тогда будет неинтересно. Андрей не должен был быть первым, он занимал в списке свое очень точное место, но поскольку многое на канале делается быстро и в последний момент, первый выпуск вышел с ним.
– А не хотите поговорить с Сэмом Клебановым – и умница, и интеллигент, и фактура?
– Как странно, я совсем о нем забыла... Это потому, что вечно он исчезает в своей Швеции. Спасибо, что напомнили.
– Интересно было бы на вас посмотреть и в общении с Артемом Троицким. (С Невзоровым я вас почему-то не вижу, с Доренко тоже, с Нагиевым – пожалуй... Но это я уже про свой банк!)
– У меня такое впечатление, что мы с Троицким столько уже всего сказали друг другу, что... но в кадре будет смотреться очень хорошо. Кстати, отличная идея, спасибо!
– В ваши задачи входит комплиментарность?
– Входит не входит, какая разница... Я не хочу линейных вещей, я очень устала от линейности. Человек – вот он, смотрите: его паузы, где улыбнулся, где нахмурился. Дать рассмотреть, что это у нас за кич и кич ли это? Меня это очень занимает. Я о-очень люблю мужчин. Мне нравятся умные, глубокие, умеющие размышлять, добрые, щедрые... Но я абсолютно убеждена, что мы, женщины, никак не сможем понять мужчин. Все читали «Мужчина с Марса, женщина – с Венеры», хохоча от американского метода анализа, но, как во всяком трэше, там есть своя правда: мы разнопланетные.
– А к Познеру и в «Школу злословия» вы по какому поводу попали – в момент ухода из Vogue?
– А без повода. К ним я залетела по их собственному желанию. С Татьяной Толстой мы дружим, и в какой-то момент я услышала от нее: «Хочу, чтобы ты пришла». – «Да ну, не хочу. Вы там так всех мочите, и меня замочите». – «Зачем нам тебя топтать, ты же наш человек!» Очень долго отнекивалась – я трусяка, конечно, но потом меня все же уговорили. И с Познером похоже было: «Я знаю вашу линейку, Владимир Владимирович, я-то при чем?» – «Ну просто вы мне интересны. И я не понимаю в моде». А вообще я человек очень не телевизионный, у меня не было телевизора до 30 лет – потом, когда в стране все стало получше, он у меня появился вместе с кабельным телевидением. Единственное, что я смотрю – если смотрю – естественно, Animal Planet и Discovery.
– А если бы в 91-м не случилось того, что случилось, что бы вы делали? Продолжали бы переводить книги и преподавать в университете?
– Наверное бы сидела переводила, занималась наукой, учениками...
– Заскучали бы.
– Возможно. Всегда затрудняюсь отвечать на вопрос, если бы да кабы. Сослагательное наклонение останавливает мыслительный процесс. Кто его знает, как бы было – возможно, поискала бы другие какие ходы.
– Я это к чему – картинка не складывается. Я вижу глубокого человека, который почему-то с удовольствием занимается индустрией потребления вместо того, чтобы, условно говоря, писать философские трактаты. Мода – это ведь так суетно, поверхностно.
– Мода останется навсегда частью культуры и частью искусства, если в ней разбираться и понимать. Очень большая часть моды – потребительская, вы берете потребительский срез моды. А мода – искреннее, глубже и сложнее, чем она сегодня представлена нашим потребительским обществом. Между журналом Vogue и журналом Interview – колоссальная дистанция, в последнем я намного ближе подхожу к своему пониманию моды.
Вносим со стилистами обязательный культурный контекст. Вот панк-культура, которая сейчас неожиданно возвращается и колбасит общество, – кто, зачем и когда вышел с идеей панка? Важен внутренний месседж.
– Когда постоянный персонаж светской тусовки говорит: «Мне интересно, комфортно и тепло с людьми, которые думают» – не диссонанс?
– Светская тусовка – это работа. Когда я начинала теперешний журнал, поклялась в шесть раз уменьшить количество светских выходов. В шесть не получилось, но в четыре получилось, гарантирую. Не всегда делаешь то, что любишь.
– В сборнике «Всё о моем отце», выпущенном «Снобом», есть и ваши воспоминания – очень яркое эссе.
– Спасибо Николаевичу, собиравшему его, железной рукой заставил. Написала за одну ночь. Он прочел и говорит: «Отвал башки, но надо в четыре раза больше». Заливаясь слезами, дописала. Книга, правда, классная. Как сказал один врач на обсуждении: это одно из самых ярких публицистических произведений, которое можно положить на стол психоаналитику, по этой книге можно читать лекции и писать протоколы лечения.
– А в кино можете заплакать?
– Пробки выбивает на раз. Что на DVD, что на большом экране, что на небольшом экране – прямо рыдаю. Синхронила по молодости «Пролетая над гнездом кукушки», вот это была засада – надо в микрофон говорить, а у тебя комок в горле и слезы: чистый конфуз. Я и на «Острове» Лунгина заплакала. Так догоняет тебя некое сообщение, которого на картинке уже нет... А «Белорусский вокзал»? И невозможно с собой ничего сделать!
– Умеете себя любить?
– Необходимо достоинство перед собой, себя не уважаешь – тебя не будут уважать; с любовью у меня посложнее. Работаю над этим, так скажем. Любовь как форма бытия требует работы. Еще работаю над своим патологическим перфекционизмом. Перфекционизм и любовь часто входят в конфликт, который мне не очень нравится. Как наверное, сказал бы Паша Лунгин, перфекционизм – та булавочка, чтобы не заснуть. И не заливать себя карамелью самодовольства.