Между Тэтчер и ТЭЦ

Тэффи. Моя летопись. - М.: Вагриус. 2004, 384 с. (Мой ХХ век).

Помещенная в "Советском энциклопедическом словаре" между Маргарет Тэтчер и ТЭЦ (теплоэлектроцентралью), Тэффи в русской литературе, на мой взгляд, играет столь же великую роль, как "Железная леди" в истории и ТЭЦ в нашей морозной стране. Автор множества стихов, пьес, статей, Тэффи, Надежда Лохвицкая (1872-1952), все-таки в первую очередь воспринимается как юморист и, наверное, первая в России женщина, обладатель этой серьезной и до сих пор редкой профессии.

По всей вероятности, понимание смешного, комичного есть признак развитости ума. Неожиданное падение в лужу, коварный пинок под зад, выпускание газа из кишечника в серьезных обстоятельствах - осмысление этих событий должно быть благословенно, как изобретение колеса. Первые проявления не физического, а эстетического удовольствия. Смех, вызванный этими событиями у наблюдателей времен неолита, был показателем того, что до откровений абстрактного мышления человеку уже практически рукой подать.

Различные серьезные и мрачные мыслители, властители дум вроде Аристотеля или Расина регулярно старались задвинуть комичное, смешное куда-то подальше от высокой литературы в низовую карнавальную субкультуру. Но вопреки высоколобой критике тексты, вызывающие улыбку и смех, всегда являлись не меньшим катарсисом, чем тексты, вызывающие слезы. При этом прогресс в остроумии шел своим, параллельным с прогрессом в литературе путем. Грубо говоря, юмор Чапека смешнее юмора шекспировских комедий, юмор Жванецкого смешнее юмора Чапека, хотя последние двое - представители уже соседних поколений. Юмор ровесницы Ленина Тэффи не по стилю, но по уровню остроумия кажется абсолютно современным.

Мое знакомство с ней состоялось с приобретенной в 70-е годы в букинистическом знаменитой "Всеобщей истории в изложении "Сатирикона". Написанная Тэффи "Древняя история" выглядит на голову выше "Средней истории" Осипа Дымова и "Новой истории" Аркадия Аверченко. Перлы до сих пор в памяти. "Спартанцы были лаконичными во всем, включая одежду. Только перед битвой они позволяли себе более сложный наряд, состоящий из венка на голове и флейты в правой руке. В обычные же дни обходились без этого".

Заинтересовавшись, я выписал в Исторической библиотеке подшивки "Сатирикона" за несколько лет. Оказалось, довольно скучный журнал вроде "Крокодила". Слишком сатирический, злободневный. И если радовали стихи, так непременно Саши Черного, а рассказы, так непременно Тэффи.

И вот ее мемуары, опубликованные в разные годы за границей и впервые собранные в одной книге. "Воспоминания", описывающие только странствия писательницы в годы Гражданской войны по маршруту Москва-Киев-Одесса-Новороссийск и заканчивающиеся отъездом в эмиграцию навсегда. И "Моя летопись" - разрозненные фрагменты литературной биографии Тэффи, портреты ее знаменитых и не очень знаменитых друзей, знакомых в России и в Европе. Удивительно нескучное, порой даже захватывающее чтение о людях и событиях без лишнего трагизма, без выпячивания своей персоны, без резких оценок, без пафоса и с той только долей женского кокетства, что Тэффи нигде не указывает годов. Зачем это лишнее напоминание себе о возрасте? Тем интереснее читателю догадываться самому. "Французские негры в Одессе" - значит, зима 1919-го. "Вскоре после войны с японцами" - значит, время революции 1905-го. "Куприна повезли в Россию" - значит, 1937-й.

Мемуары Тэффи трогательно живые. Она приводит много цитат из стихов близких себе Федора Сологуба, Зинаиды Гиппиус, Константина Бальмонта, Игоря Северянина и других. А составитель в примечаниях почти везде указывает: "неточная цитата из стихотворения┘"

Очень интересны, необычны воспоминания Тэффи о двух нелитературных персонах, которых ей довелось знать лично, - Ленине и Распутине. Во время революции 1905 года, когда все полевели, когда, по словам Тэффи даже "саратовский полицмейстер вместе с революционером Топуридзе┘ начал издавать легальную марксистскую газету", Надежда Александровна в Петербурге стала сотрудничать с большевистской "Новой жизнью", где на некоторое время появился Ленин, чтобы немного поруководить, а потом разогнать Тэффи и ей подобных интеллигентов. "Такой плешивенький, коротенький, неряшливо одетый мог бы быть служащим где-нибудь в захолустной земской управе. Ничто в нем не обещало диктатора. Ничто не выражало душевного горения. Говорил, распоряжался, точно службу служил, и казалось, будто ему и самому скучно, да ничего не поделаешь".

А вот ее портрет демонического Гришки Распутина, который пытался соблазнить Тэффи, затащить в свою свиту, как карманного журналиста, но психика женщины оказалась весьма устойчивой. "Для человека, ведущего какую-нибудь серьезную политическую линию, Распутин показался мне недостаточно серьезным. Слишком дергался, слишком рассеивался вниманием, был сам весь какой-то запутанный┘ Самого его несла куда-то та самая сила, которой он хотел управлять".

Каждый писатель в своих книгах творит свой собственный мир. У Тэффи, потерявшей родину, детей, пережившей многих своих друзей, мир получился таким, в котором все-таки хотелось бы жить.