Шире противоречий

Джошуа Рубинштейн. Верность сердцу и верность судьбе. Жизнь и время Ильи Эренбурга / Пер. с англ. М.А. Шерешевской. - СПб.: Академический проект, 2002, 512 с.

Книга Джошуа Рубинштейна о жизни и творчестве Ильи Эренбурга содержит в себе богатый фактографический материал: на 400 страниц текста 100 страниц примечаний. Впрочем, для научного издания это скорее привычно, чем похвально. Изложение биографии известного лица вызывает интерес не фактами, а их интерпретацией. И здесь Рубинштейн пользуется испытанным подходом. Об Эренбурге он говорит точно так же, как говорят о многих деятелях разных времен и народов: "Руководимый страхом и официальным благожелательством, он покорился необходимости участвовать в топорной пропаганде".

Проблема Эренбурга по большому счету - это не проблема его творчества, а проблема его репутации. Друг Бухарина и соратник Троцкого, годами живший за границей и в конце концов один из двух "высокопоставленных" евреев (вторым был Лазарь Каганович), которые не подверглись репрессиям, Эренбург - удобный повод для рассуждений на тему предательства. Даже простую хронологию, приведенную в книге, можно поставить в упрек: "1948 - Убийство Соломона Михоэлса в Минске; ликвидация Еврейского антифашистского комитета; роман Эренбурга "Буря" отмечен Сталинской премией┘ 1953 - В советской печати появляется заявление о "врачах-убийцах"; Эренбург получает Сталинскую премию мира┘" Рубинштейн говорит о том, что Эренбург был полезен режиму: на Западе он выполнял представительские функции, улаживал проблемы с ершистыми иностранными писателями и т.д. Поэтому будто бы убирать его было неудобно - слишком заметная фигура. Однако Михаил Кольцов, например, был фигурой не менее заметной, что нисколько не помешало режиму его ликвидировать. Но в живых был оставлен брат Кольцова Борис Ефимов, художник-карикатурист. Политический карикатурист.

Если искусство - это мышление образами, то пропаганда - это мышление карикатурами. Как пропагандист Эренбург был гениален: во время Великой Отечественной войны солдаты оценили его газетные статьи тем, что не пускали их на самокрутки. Поэтому было бы интересно (и даже актуально) дать в книге более подробный анализ его статей.

Много внимания Рубинштейн уделяет такой теме, как "Эренбург и еврейский вопрос", подчеркивая при этом, что Эренбург был евреем главным образом "по национальности", то есть языка не знал и не разделял веры. Более того, о своем еврействе он заявлял, лишь протестуя против антисемитизма (создание "Черной книги", участие в Еврейском антифашистском комитете). Поэтому еврейский вопрос в книге сводится, по сути, к противостоянию евреев и антисемитов, когда первые - это те, кого преследуют вторые, а вторые - это те, кто преследует первых. Ясно, что при такой формулировке этот вопрос не может иметь ответа.

Эренбург писал не самые лучшие романы, но слова умел употреблять точно. Одно из таких - наиболее известное - это "оттепель". Рубинштейн приводит факты, доказывающие, что Эренбург не ограничивался словами и достаточно активно "подавал пример новому поколению борцов за свободу", хотя и не противостоял советской власти явно. В основном он занимался реабилитацией запрещенных к упоминанию имен писателей, а также создал, пожалуй, самое знаменитое свое произведение - воспоминания "Люди, годы, жизнь".

Книге не хватает яркости слога своего героя. Создается впечатление, что Эренбург всегда жил "от противного", всегда боролся против чего-то. И если то, чему он сопротивлялся, определено, то абсолютно непонятно, что же он защищал. Жизнь? Свободу? Общечеловеческие ценности? Да, конечно, жизнь человека сложна, и, видимо иллюстрируя это положение, книга завершается такой странной фразой: "Всегда еврей, аутсайдер, Илья Эренбург не был ограничен своими противоречиями. Он был куда шире их". Куда же шире-то?