Пасынок фортуны

Василий Иванович Баженов. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографические документы. Составление, вступительная статья и примечания Ю.Я. Герчука. - М.: Искусство, 2001, 304 с.

ДО СИХ пор в биографии Василия Баженова было так мало достоверного, что, кажется, сама судьба уготовила ему почетную, но исключительно аллегорическую участь самого знаменитого русского архитектора. Все, что было в русской архитектуре второй половины XVIII века замечательного, но оставалось анонимным, все это пробовалось на роль баженовского творения. Один только Пашков дом заставил поломать голову нескольким поколениям искусствоведов. "Баженов - не Баженов" - эти гадания должны были, кажется, продлиться вечно. По крайней мере до тех пор, пока не обнаружатся неоспоримые доказательства. И их искали. Но главное, чего никак не удавалось понять исследователям, так это то, каким был сам Баженов. Его слава была так велика, а количество безусловных его построек так мало, что постепенно образ Баженова утончился до бесплотно-абстрактного "национального архитектурного гения".

Составитель этой изящно оформленной книги Юрий Герчук собрал все доступные на сей день документы, связанные с именем Баженова: опубликованные ранее и неопубликованные, цитировавшиеся и совершенно неизвестные. Правда, материалов, даже включая те, что обнародуются впервые, не так уж много. Личный архив Баженова не сохранился, так что приходится довольствоваться бумажным осадком его официальной деятельности. Процесс сведения воедино этих документов напоминает работу кропотливого реставратора, собирающего разбитую на многие кусочки старинную вещь. Документ ложится к документу, письмо к письму. И вот уловлен один ракурс: Баженов возглавляет строительство Большого Кремлевского дворца, следит за возведением модели, шлет отчеты императрице, проверяет прочность материалов. А вот другой, теневой ракурс: архитектор погряз в долгах, вместо деловой самоуверенности профессионала в его переписке появляется тон униженного (обиженного!) просителя. Еще один поворот: Баженов общается с Новиковым, перевозит масонские книги Великому князю Павлу Петровичу, распространяет среди братьев по ложе письма с описанием встреч с Павлом, словом, столь активен, что даже Новиков называет его "фанатиком, которому кажутся небылицы". А вот Баженов-педагог: он учит своих подопечных так хорошо, что те потом обходят своего наставника в чинах. И Баженов опять надевает на себя маску просителя: "Всех уже двадцать пять лет как употребляюсь в моем художестве; между тем я был офицером, учился с похвалою и с отменными успехами возвратясь оттуда в мое отечество в чине статском, но в секунд маиорском, чему ныне одиннадцать лет; во все оное время гоним судьбою, не видал ниже одного дня, чтоб был чем ни есть порадован..."

Вообще отношения Баженова с Ее Величеством Фортуной - сюжет для мелодрамы. Судьба, благоволившая к сыну псаломщика в начале пути, на полдороге предоставила его самому себе. Грандиозный план перестройки Кремля потерпел крах: символично, что Екатерина решительно прекратила финансирование постройки именно в тот момент, когда стал рушиться свежеукрепленный котлован. Так сказать, уничтожила проект на корню. И тогда Баженов переходит от торжественной классики Кремля к хрупкой таинственности царицынской псевдоготики. Но уютный, игрушечный, прихотливый ансамбль в Царицыно - и тот не приглянулся императрице, которая приказала сломать уже возведенный дворец, найдя его неподобающе маленьким. Стремясь угодить Павлу, Баженов решает проект Павловской больницы в духе сдержанной рыцарской суровости. Павел, не в пример своей матери, оценил архитектора по достоинству. Но было уже поздно. Полуслепой и немощный Баженов уже не мог воспользоваться монаршим благоволением.

Непохожесть одного проекта Баженова на другой приводит в замешательство: почерк архитектора столь разнообразен, что индивидуальность его не распознаваема. Но вот Герчук решается и без каких бы то видимых документальных оснований ставит точку в затянувшейся истории атрибуции Пашкова дома. На его взгляд, это, безусловно, Баженов. Поскольку авторская индивидуальность Баженова опознается не по тому, как стиль формировался, а по тому, насколько решительно он менялся. То есть все дело в темпераменте. А от себя добавим - все дело в том, как художественный гений приноравливался к статусу первого архитектора Империи. Такое впечатление, что Фортуна, раз приветив талантливого архитектора, отвернулась от него, а тот всю жизнь нащупывал "счастливый стиль", пытаясь вернуть себе ее благосклонность. И когда, наконец, Фортуна вновь милостиво бросила на него свой взгляд, оказалось, что архитектор в ней никогда и не нуждался. Ему достаточно было ее искать.