Евгений Григорьев
Фото Reuters
В Германии опубликовано исследование политолога Оскара Нидермайера, которое фиксирует драматическое сокращение членов всех пяти партий, представленных в бундестаге. С приближением президентских и парламентских выборов – 2017 это тревожный сигнал. А поскольку Германия и ее партии задают тон в европарламенте и других объединениях, то выводы исследования небезразличны и для политических организаций других стран ЕС.
Европейский партийный ландшафт претерпевают метаморфозы. Многие принципиальные грани, разделявшие традиционные партии, стираются. Появляются новые и порой неожиданные объединения. Но для всех главная и перманентная задача сводится к достижению успеха на выборах. Предлагаемые программы былого влияния на электорат не производят. Результат зависит теперь главным образом от уровня популярности лидера партии, величины финансового фонда и изощренности избирательных технологий.
Однако и партийные структуры не теряют своего значения. Они остаются базовым элементом организации и проведения избирательных кампаний, а между выборами - подготовительной работы к ним. Поэтому партийные верхи неизменно уделяют большое внимание поддержанию и по возможности приросту численности рядов своих организаций. Но как раз с этим дела в Европе обстоят все критичнее.
По данным Нидермайера, наибольшие потери понесла за 2015 год Социал-демократическая партия Германии (СДПГ). Ее состав сократился на 3,7%. В итоге в старейшей партии, в которой во времена председательства и канцлерства Вилли Брандта насчитывалось более 1 млн участников, сейчас осталось менее 443 тыс..
Теперь крупнейшей партией страны становится Христианско-демократический союз (ХДС) Ангелы Меркель. В ней 444 тыс. членов. Разница с СДПГ поистине микроскопическая. А главное, и христианским демократам хвалиться нечем. За 2015 год они тоже в минусе на 2,9%. Кроме того, во времена председательства Гельмута Коля ХДС насчитывал до 800 тыс. членов, а теперь почти вдвое меньше. Родственный баварский Христианско-социальный союз (ХСС) тоже сократился, но меньше - на 1,5%. Его лидер Хорст Зеехофер может опираться на 144 тыс. членов.
При любом раскладе ХДС/ХСС и СДПГ остаются, однако, крупнейшими политическими объединениями Германии. Они по-прежнему претендуют на пропагандистский титул «народных партий», были и являются главными соперниками в борьбе за власть в федерации и землях. В 2017 году им предстоит противостояние в вопросе о кандидатуре следующего президента ФРГ и неминуемая предвыборная конфронтация в борьбе за преобладание в бундестаге.
У остальных политструктур, представленных в бундестаге, тоже не все благополучно. Союз 90/Зеленые при минусе в 1,5% претерпевает утраты членов второй год подряд. В нем остается около 60 тыс. человек. Левая партия имеет на 1 тыс. меньше, потеряв за год 2,6%.
Сокращение численности немецких партий особенно поражает в ретроспективе. По данным берлинского исследователя, начиная с 1990 года они утратили половину своей оргмассы. Их членская база, насчитывавшая в 1990 году 2,4 млн активистов, свернулась в настоящее время до 1,2 млн.
Процессы, регистрируемые в Германии, характерны и для других стран ЕС. Ссылаясь на европейские опросы, Spiegel отмечает, что в Скандинавии долго доминировавшие социал-демократы с годами все глубже погружаются в кризис. Партии во Франции, Италии и Великобритании потеряли только за последние три года до 1,5 млн членов.
В Дании, Финляндии и Нидерландах доверие к партиям проявляет примерно треть электората. Это наивысший показатель. В целом же, свидетельствуют опросы, во всех 28 странах ЕС, включая и вышеназванные, преобладает недоверие к партиям - от 53 до 90%. Особенно оно низко во Франции, Италии и восточноевропейских странах.
Примерно такая же картина наблюдается в отношении к национальным парламентам и правительствам. Доверие к ним, судя по публикациям в СМИ, с трудом набирает 31%, а критическое восприятие зашкаливает за 60%. «Политическая эрозия ускоряется, партийная демократия почти везде теряет привлекательность», резюмирует Spiegel. Все это побуждает политологов, еще недавно рассуждавших о фукиямовском «конце истории», теперь сетовать на «конец демократии».
