Андрей Терехов. - Как вы оцениваете нынешний уровень диалога между Вашингтоном и Москвой?
- На мой взгляд, Америка стремится к хорошим отношениям с Россией, и сейчас между нашими правительствами идет активное сотрудничество. Не могу сказать, что рядовые американцы слишком часто задумываются о России. Однако бизнес-сообщество чрезвычайно заинтересовано в контактах с российскими коллегами, поскольку из многих развивающихся рынков именно ваш демонстрирует сегодня наилучшие результаты.
- Насколько российская экономика сейчас открыта для инвестиций? Существует мнение, что наши крупные предприниматели не очень заинтересованы в том, чтобы российская экономика стала более прозрачной.
- Я думаю, что, напротив, им как раз следует быть заинтересованными в том, чтобы российская экономика была открытой, потому что они нуждаются в новом опыте... Что касается вступления России в ВТО, то на сей счет я большой пессимист. Не думаю, что это нужно и самой России сейчас. Тем более что ваше правительство в своей деятельности уже учитывает некоторые правила ВТО.
- Что необходимо сделать России для привлечения инвестиций?
- Изменения, которые претерпела у вас сфера налогообложения, носят положительный характер. Однако предстоит поработать над вопросом прав на землю. Нельзя увлечь людей идеей работы в сфере недвижимости или сельского хозяйства, если они не имеют права владеть землей. Тем иностранным компаниям, которые вкладывают деньги в инвестиционные фонды, в принципе и не нужна земля, но они хотят быть уверены, что их российские партнеры действительно имеют на эту землю права.
- Каков в целом на ваш взгляд, имидж России за рубежом, в частности в США, и что необходимо предпринять для его улучшения?
- Отношение на Западе к тем процессам, которые в последние годы происходят в России, в целом положительное. Вы уже можете открыто высказывать свои мысли и даже публиковать их в ряде изданий. У вас проводятся выборы, некоторые из них прошли хорошо, другие - не очень.
Основную критику по-прежнему вызывает ситуация в Чечне. Сейчас эта проблема представляется такой запутанной, что ни у кого нет готового решения. Более позитивное отношение существует в США к российской экономике и тем законам, которые были приняты для улучшения ее функционирования. А вот отношение к политике базируется на отдельных личностях.
- Вы - профессиональный дипломат и, несомненно, внимательно следите за главными событиями мировой политики. Как вы можете прокомментировать отношение нынешней администрации США к ядерным программам Ирана и КНДР? Почему подход Вашингтона к этим двум государствам разнится?
- Озабоченность в вопросе распространения ядерных материалов и ядерного оружия следует испытывать каждому политику и дипломату, да и каждому человеку тоже. Мое правительство просто плохо объяснило миру свою позицию. Ведь все мы - европейцы, россияне, американцы - согласны с тем, что необходимо остановить нынешний процесс "расползания" ядерного оружия по миру. Эту задачу не следует путать с вопросом помощи странам в сооружении АЭС в мирных целях. На мой взгляд, необходимо строить больше таких атомных электростанций, которые нельзя было бы использовать для производства смертоносного оружия. Мы вынуждены относиться к КНДР по-иному, чем к Ирану. Ведь Пхеньян утверждает, что у него есть бомба. И не стоит надеяться на то, что он, может быть, блефует. Если бомба есть у КНДР, стремление создать свою бомбу растет и в Японии, и в ряде других стран.
Что касается Ирана, то он пообещал не создавать ядерного оружия, что зафиксировано в соответствующем соглашении. К сожалению, у МАГАТЭ нет достаточного объема полномочий для того, чтобы проверить выполнение этого соглашения. Думаю, что сейчас позиции иранского, американского и российского правительств по этому вопросу сближаются...
- Не станет ли Иран, подобно Ираку, камнем преткновения для развития отношений Россия-США?
- Не думаю. Ведь мы ведем с Россией диалог по этой проблеме. Кроме того, и Москва и Вашингтон, на мой взгляд, хотели бы, чтобы Тегеран вел менее радикальную религиозную политику. Ведь он, как известно, помогает ряду экстремистских групп, поддерживающих терроризм. Это отрицательно действует на процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке.
