Рафаэль Закиров В НАЧАЛЕ 60-х мне, как и тысячам других молодых военных инженеров, хотелось попасть в отряд космонавтов. В апреле-мае 1962 г. распоряжением Командующего МВО я был отозван из части в Москву для прохождения отборочной медицинской комиссии в отряд космонавтов. Комиссию прошел, но судьбе было угодно распорядиться иначе.
В июле 1962 г. я был срочно отозван из отпуска. Вскоре весь личный состав и боевая техника нашей части были помещены в эшелон, и в конце июля мы прибыли в порт Балтийск, где начали грузить технику и имущество на сухогруз "Ижевск". Наши специальные машины для сборки тактических ядерных зарядов фронтовых крылатых ракет (ФКР) и другая боевая техника опускались в трюмы, часть аппаратуры устанавливалась прямо на палубе и обшивалась досками с надписями "сельскохозяйственная техника" на английском языке. В твиндеках мы построили трехэтажные нары. Очень быстро нас переодели в гражданскую одежду - выдали костюмы, рубашки, плащи, обувь и даже шляпы и галстуки, а дополнительно - матросские тельняшки и белые флотские береты. Понять, к чему все это, было сложно, но каждый чувствовал, что предстоит серьезная загранкомандировка.
Незадолго до посадки личного состава на судно из Центра подготовки космонавтов прибыл представитель с предписанием откомандировать меня для прохождения дальнейшей службы в Звездный городок. Но он получил отказ командира, так как для замены нужен был инженер, прошедший подготовку в специальном учебном центре, а таких специалистов тогда было немного.
Наконец "Ижевск" отвалил от причала и вышел в Балтийское море. Между собой мы обсуждали возможную цель плавания и терялись в догадках, но Кубу никто не предполагал. Знали, что в определенной точке Атлантики капитан корабля объявит маршрут, а пока вошли в пролив Скагеррак. Справа по борту были берега Швеции, а слева - Дании. Море было спокойным, берега утопали в зелени под синим июльским небом. Но эту мирную тишину нарушил вдруг гул самолета американских ВВС, пролетевшего совсем низко над нами. Через несколько часов прошли Каттегат и вышли в Северное море, где сразу почувствовалась качка - немного штормило. Многие свалились, позеленевшие, на нары, хотя некоторые переносили "морскую болезнь" легко, только повышался аппетит и постоянно хотелось есть. На палубу днем выходить запрещалось, а если кто и получал разрешение, то нужно было надевать тельняшку и белый берет - имитировать матроса. Лишь поздно вечером и ночью можно было подниматься группами на палубу подышать свежим морским воздухом.
Из Северного моря взяли курс на пролив Па-де-Кале и пошли весьма оживленным маршрутом на Атлантический океан через Ла-Манш. Справа оставались Англия с Дувром, а слева - берега Франции. В Ла-Манше движение судов очень интенсивное: торговые, пассажирские суда, паромы, военные корабли, рыбацкие шхуны и сейнеры... Над нами в обе стороны летали на разной высоте самолеты: спортивные и военные - иные несколько раз снижались чуть ли не до уровня мачт и фотографировали наш сухогруз с замаскированной боевой техникой. В условиях такого напряженного движения команде и капитану требова-лись максимум внимания и ответственности: он-то понимал, какие везет "комбайны" и "сеялки". Знал, и как реагировать в случае провокаций или нападения на судно. Возможно, не имел информации о конечной точке доставки бесценного груза и живой силы, но рядом с ним был "лоцман" из Генштаба, который, собственно, и вскрыл после Ла-Манша пакет, где предписывалось идти через Атлантику к экватору. В определенной точке "лоцман" и капитан вскрыли другой пакет с приказом следовать на Кубу. Это сообщение обрадовало всех: появились определенность и огромный интерес, мол, экзотика, тропики, Фидель, "барбудос", о чем в Союзе читали в газетах и слышали по радио. Никто не предполагал, какая "экзотика" всех ожидает в ближайшие месяцы.
А солнце палило нещадно. Днем задыхались в раскаленной стальной "коробке" трюма, измученные жарой, качкой, смрадом и жаждой, поэтому ночных кратковременных прогулок по верхней палубе ждали, как спасения. Люки твиндеков, где размещался личный состав, накрывали брезентом, и воздух подавался по системе вентиляции. Температура внутри достигала порой 50 градусов по Цельсию. Пища выдавалась два раза в сутки в ночное время. Многие продукты (сливочное масло, мясо и овощи) из-за высоких температур быстро портились. Кроме всего прочего, нервировали и давили на психику непрекращавшиеся облеты судна американскими самолетами, с ревом проносившимися над самыми мачтами.
Наконец впереди показалась красавица Гавана. В порту Мариэль нас встречала восторженная толпа вооруженных кубинцев: "Русские с нами!". На твердой земле все облегченно вздохнули, но отдыхать было некогда - сразу же стали готовиться к разгрузке привезенной "сельхозтехники", а работали только в темное время суток с короткими передышками. Попотеть пришлось изрядно, а относительная ночная прохлада не спасала. Судовые стрелы не справлялись с выгрузкой, и только после прихода на другой день мощного плавучего крана работа пошла быстрее. Рядом с нами работали и кубинские военные, но русского языка они не знали, а мы, естественно, - испанского, и понять друг друга без переводчика не могли. Тут мне пригодилось знание английского языка, который я изучал в Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского: выяснилось, что некоторые кубинцы знают английский, и впоследствии мне не раз приходилось выступать в роли переводчика для командира нашей части.
Затем колонна с техникой тронулась в темноту, и километрах в шестидесяти от Гаваны мы остановились в месте временной дислокации. После короткого отдыха занялись разгрузкой техники и обустройством позиций. Тропическая жара давала себя знать. Из-за чрезвычайно высокой влажности страдали даже те, кто были из южных республик, Средней Азии, Закавказья, Крыма. В казарме ходили, обвернувшись мокрыми простынями. Не спасало и море - вода была очень теплой и не приносила облегчения. Изводили тучи москитов, мучила бессонница. Приспособиться к тропическому климату сложно, оставалось только терпеть, пересиливать себя и стойко выполнять поставленную задачу: защитить молодую кубинскую республику.
С июля по сентябрь 1962 г. нас, защитников, прибыло на Кубу больше 43 тыс. человек: ракетчики, летчики, артиллеристы, моряки, танкисты, зенитчики, пехотинцы, связисты, то есть представители всех родов войск были за этот короткий период переброшены на Кубу с имуществом и боевой техникой, рассредоточены по всей территории острова и приступили к боевому дежурству. Значительная часть стратегических и тактических ядерных боеголовок была доставлена на Кубу дизель-электроходом "Индигирка". В его трюмах находилось свыше 160 единиц ядерных боеприпасов, из них 80 зарядов для ФКР.
Через несколько дней нашу подвижную ремонтно-техническую базу (ПРТЕ) перебросили по железной дороге к востоку от Гаваны в провинцию Орьенте. Снова мы вынесли на своих плечах всю тяжесть погрузочно-разгрузочных работ и обустройства на новом месте. Расположились в казармах военного училища в городке Маяри, недалеко от города Ольгина, второго по величине города на востоке страны после Сантьяго-де-Куба.
Расположенный рядом с нами полк ФКР с 8 пусковыми установками с дальностью стрельбы до 1000 км (командир полка Мальцев) получил задачу: держать на прицеле американскую военную базу на территории Кубы - Гуантанамо, а другой полк крылатых ракет, оставшийся на западе острова в провинции Пинар-дель-Рио, был нацелен на крупнейшую базу США в Ки-Уэст штата Флорида. Днем и ночью, спешно, но организованно, личный состав полка ФКР оборудовал и маскировал в бамбуковых зарослях боевые позиции ракет. Для защиты с воздуха были развернуты зенитные автоматические орудия, чьи расчеты несли постоянное боевое дежурство, готовые открыть огонь в любую минуту. Офицеры и солдаты нашего ПРТБ успешно решили к этому времени и другую ответственную задачу: доставку из порта Эзабель к хранилищам порядка 10-15 тактических ядерных боеголовок для ФКР.
Возникла серьезная проблема хранения доставленных сюда тактических ядерных боеголовок, требовавших особых комфортных температурных условий. Для хранилища боеголовок после рекогносцировки были выбраны старые бетонные казематы в горах Сьерра-Кристалл, абсолютно к этому не приспособленные. Требовались кондиционеры, а где их взять? Выручили кубинцы: по распоряжению Фиделя Кастро были демонтированы кондиционеры публичных домов Сантьяго-де-Куба и доставлены в хранилище. Но эти американские "эр кондишены" не годились - их частота переменного тока не подходила к стандартам нашей сети 50Гц. Пришлось мне с Анатолием Кузоваткиным (моим однокашником) вспомнить электротехнику и засесть за расчеты.
В конце октября обстановка на острове стала особенно тревожной. Как стало позднее известно, 25 октября 1962 г. в полдень в Соединенных Штатах объявили по радио сигнал атомной тревоги. При этом предупредили, что тревога учебная, но население все равно поддалось панике. В магазинах стали скупать продовольствие, а на продажу были выставлены индивидуальные атомные бомбоубежища. В США такая обстановка подогревалась стратегами холодной войны и пропагандистскими кампаниями о неизбежности вооруженного конфликта. Мы продолжали нести боевое дежурство - как-никак наши позиции располагались всего в 25 км от военно-морской базы Гуантанамо. Мне с другими специалистами ПРТЕ приходилось круглосуточно следить за параметрами окружающей среды в хранилище и за состоянием боеголовок: страшное и смертоносное оружие требовало к себе исключительного внимания.
В один из октябрьских дней мы вылетели в штаб в город Камагуэй из Ольгина на самолете Ли-2. Такой полет был небезопасен, поскольку американские военные самолеты постоянно вторгались в воздушное пространство Кубы. Наш Ли-2 благополучно приземлился на аэродроме. Почти сразу же над летным полем прозвучал сигнал тревоги, и в воздух стремительно взмыли истребители МиГ-21 с кубинскими опознавательными знаками. Пилотировали их советские летчики. Прошло несколько минут и МиГи привели на аэродром, зажав в воздушные клещи, американский истребитель F-104. Пилотам МиГов не разрешалось открывать огонь, и они бережно вели его на посадку, но перед самой землей американец вдруг включил форсаж, вырвался из-под опеки и на высоте 50-60 метров ушел. На командном пункте при этом были слышны по радио крепкие выражения "кубинских" летчиков отнюдь не на испанском языке.
В октябре мы все ждали, что наше правительство официально объявит о вводе Вооруженных сил СССР на Кубу. Шли дни, но такого заявления все не было. Обстановка в Карибском бассейне обострилась до предела. Генерал Пауэр, возглавлявший стратегическое воздушное командование США, передал приказ о приведении подчиненных ему частей, включая межконтинентальные ракеты, в состояние полной боевой готовности. На американской военно-морской базе Гуантанамо происходило накапливание военно-морских и сухопутных сил. Всего здесь находилось 37 кораблей, в том числе 2 авианосца. Самолеты палубной авиации по нескольку раз в день совершали полеты над территорией Кубы. На позициях нашей части постоянно был слышен рокот запущенных двигателей, доносившийся из Гуантанамо. По приказу штаба группы войск мы быстро отрыли окопы полного профиля для круговой обороны огневых позиций, получили автоматы, карабины, гранаты, усилили караулы - нам было приказано быть готовыми к ведению боевых действий, ожидалось вторжение на остров американских вооруженных сил.
Из-за морской блокады, объявленной США, на остров не пропускался ни один транспорт, и многие советские суда дрейфовали в океане. На Кубу была прекращена доставка продовольствия и медикаментов. Капитан одного из наших судов "Винница" сумел прорваться через цепи морской блокады, и в Гаване кубинцы встретили моряков как национальных героев.
Мы все с тревогой ожидали разрешения октябрьского кризиса. Спали с оружием, несли боевое дежурство, по ночам пытались поймать по радио Москву, но это удавалось нечасто. Во второй половине октября кризис достиг апогея. Утром 27 октября наш зенитный ракетный полк сбил американский высотный самолет-разведчик U-2, облетавший Кубу, что еще больше усилило напряженность. Тем не менее и руководство СССР, и правительство США всерьез задумались о возможных последствиях открытых боевых действий и стали искать компромиссных решений. Между Москвой и Вашингтоном начался интенсивный обмен заявлениями, причем открытым текстом в эфире и в центральной печати, потому что в то время прямая связь между Кремлем и Белым домом отсутствовала.
Постепенно кризис разрешился мирными, дипломатическими средствами - американцы отказались от своих притязаний на Кубу и в ответ на эвакуацию наших стратегических ракет с ядерными боезарядами обязались вывезти свои ракеты из Турции. Из района Флориды американское командование вывело сосредоточенные там войска и авиацию, были демобилизованы резервисты, а также выведены дополнительные войска с базы Гуантанамо. Президент Кеннеди подтвердил заверение США о невторжении на Кубу. В ноябре была снята морская блокада острова. Мы облегченно вздохнули, но боевое дежурство не прекращали, а к отправке в Союз готовили только ядерные боеголовки. Непосредственно на Кубе они находились 57 суток до завершения кризиса и снятия военной блокады с Кубы.
Вывод наших Р-12, Ил-28 и торпедных катеров, как это было обусловлено договоренностью, проходил под американским контролем. Наши транспорты, на верхней палубе которых были расположены баллистические ракеты, за пределами территориальных вод Кубы ложились в дрейф и ожидали прибытия американской инспекции. При этом ракеты нужно было держать расчехленными. Сначала транспорты подвергались облету на малой высоте самолетами-разведчиками, а затем над ракетами на высоте нескольких метров зависали вертолеты, фотографировали их и считали поштучно. Подобные действия были тяжелым психологическим испытанием для ракетчиков, привыкших хранить тайну своего грозного оружия.
Глубокую душевную травму нашим воинам нанесла сама процедура вывода. Делалось это тайно, погрузка производилась ночью, без обычного прощания с кубинскими боевыми товарищами - суда отваливали от пустых причалов. Мы покидали Кубу так, словно именно мы были в чем-то виноваты, хотя все честно и самоотверженно выполнили свой воинский долг и приказ Родины...
Обратный путь домой мы проделали в комфортабельных каютах теплохода "Адмирал Нахимов". Маршрут проходил через Гибралтар, Средиземное море, Дарданеллы, Босфор и Черное море. В январе 1963 г. мы вернулись на Родину. Официальной встречи не было. В течение многих лет нам не разрешалось говорить об участии в Карибских событиях 1962-1963 гг. Сейчас секретность снята, участники кризиса получили статус воина-интернационалиста и в декабре 1989 г., многие ветераны за мужество и воинскую доблесть, проявленные при выполнении интернационального долга, были отмечены Почетной грамотой Президиума Верховного Совета СССР.
Дарья Гармоненко